Изменить размер шрифта - +

— Пятьдесят.

— Но это же всего на две машины…

— Сколько надо еще?

— Для старта? Хотя бы еще столько же…

— Завтра в это же время. — Гость хмуро кивнул и направился к двери.

Заверещал стартер «кэдди», и машина скрылась из виду.

— Ну вот теперь и начнем, — удовлетворенно констатировал Мопс, сгребая деньги со стола. — Правда, не нравится мне этот звереныш… Чечен, вроде, как думаешь?

Я ничего не ответил.

Мне тоже не пришелся по вкусу уполномоченный Тофика, но отступать теперь было некуда.

— Я с чеченами в Бутырке в одной камере три месяца оттянул, — делился между тем Мопс. — Знаешь, с содроганием вспоминаю…

— А чего так? — поинтересовался я.

— Если бы не моя статья антисоветская, не знаю, как бы выжил… Статью они уважали, а так, в быту… За любое слово цеплялись, вообще, я понял: раз ты не их роду-племени, цена тебе — грош ломаный. Это — закон.

— Весьма похожий на еврейский, — вставил я.

— Ну-у!.. — протянул Мопс. — Сравнил! Мы — агнцы! Интернационалисты! А эти… — Опасливо покосился на дверь. — Облапошить тебя, ограбить, унизить — для них доблесть.

— Ну и чего? — спросил я. — Будем давать реверс?

— А уже бесполезно, — сказал Мопс, настроение которого после получения аванса перешло в фазу редкого благодушия. — Уже влезли… неизвестно, правда, во что. Ты «понятия» знаешь. За реверс полагается неустоечка. Теперь главное другое: грамотная тактика.

— То есть?

— То есть принял он «тачку» — все, никаких дальнейших претензий, новый абзац. И так далее. Акт — подпись. Справимся! Кстати, две телеги уже стоят у приятеля на площадке, поехали смотреть…

Я допил остывший кофе и поднялся со стула. Вскоре мы с Мопсом мчались на его содрогающемся всеми частями кузова и шасси тарантасе в трущобы Куинса. Работа началась.

 

АЛИХАН

 

Сквозь сонную сладенькую истому постепенно прорезалось желание, унося остатки утренней дремы.

Он обнял спавшую рядом женщину, прижал ее — размякшую, горячую — к груди, вдыхая запах духов из разметанной копны соломенных волос, и медленно скользнул ладонью по лилейной коже ее бедра, почувствовав волнующе-зовущий жар…

— Ты измучил меня, — шепнула она бессильно и обреченно. Однако прильнула к нему.

Эта девочка была одной из трех его давних подружек, с которыми он, Алихан, спал.

Относясь настороженно к случайным связям, он дорожил этими женщинами, считая их результатами долгой и удачной селекции.

Девочки, не задавая никаких вопросов ни о прошлом его, ни о нынешнем, считали Алихана желанным любовником, а никак не клиентом, и, давая им деньги, он, также не причисляя их к категории платных шлюх, говорил всегда одно и то же: мол, не стоит, по его разумению, дарить то, что может оказаться ненужным, а потому купи себе все сама, дорогая, по собственному усмотрению…

Денег на женщин он не жалел.

Да и вообще с презрением относился к скрягам и златолюбцам, полагая, что эти людишки никогда не смогут оценить всю прелесть жизни, испытать ответную благодарность, беззаветную верность и любовь других, ибо начисто, как правило, лишены способностей к поступкам и глубоким чувствам. А старую истину о земных богатствах, которых в могилу не возьмешь, понимал особенно остро, навидавшись в своей жизни столько крови и трупов, что и десятку гробовщиков во снах не привидится…

Он, родившийся в Афганистане, воевал с пяти лет.

Быстрый переход