Алена в спешке собиралась. Она смахивала со стола в сумочку косметику и время от времени вытирала рукой текущие по лицу слезы. Гордеев подошел и попытался погладить Алену по плечу.

— Отстань. — Алена не намерена была так просто сдаваться. Но если бы Гордеев извинился и поклялся быть верным, она, может, и осталась бы. Гордеев этого не понял и вместо извинений попытался изложить свою версию:

— Ленок, у меня с Лизой ничего не было…

— Да? Сам рассказывал! И на кушетке с ней ничего не было?.. И на руках ее не тащил?.. — Возмущению Алены не было предела. — Меня-то небось на руках не носил!..

— Это было бы для меня, пожалуй, трудновато, — попытался пошутить Гордеев и обнял Алену.

— Ну ты, Гордеев, и гад. — Шутка оказалась неудачной: Алена комплексовала по поводу своего якобы избыточного веса. Она вывернулась из объятий Гордеева, с размаху влепила ему сумочкой по лицу и выскочила в коридор. Удар был столь неожидан и силен, что свалил Гордеева, здорового мужика, на диван.

В голове шумело. Перед глазами плыли не то звездочки, не то птички. Он слышал, как Алена в прихожей надевает сапоги и куртку, но останавливать ее не стал. Когда хлопнула входная дверь, Гордеев поднялся с кушетки. Он достал с балкона оставшиеся куски картона и поплелся на кухню заделывать очередную пробоину в окне.

«Нет худа без добра…» — подумал он.

На сегодняшний день лимит происшествий для Гордеева был, похоже, исчерпан. Он даже ни разу не попал в пробку, пока добирался до Пушкинской площади. Лиза Варганова уже ждала его. Рядом топтался ее «ангел»-телохранитель в кожаной куртке и без головного убора. Было морозно, и уши «ангела» приобрели багровый оттенок. Если бы Гордеев задержался, то «ангел» вполне мог остаться и без ушей.

Гордеев не захотел оставлять машину на Пушке, поэтому Лиза перебралась к нему в машину. Телохранитель вел служебную машину следом. Маленький кортеж проследовал на Рублевское шоссе и направился к государственной даче, которую в администрации президента выделили восемь месяцев назад для Варганова.

— Я вас оставлю одного ненадолго. — С этими словами Лиза выскользнула за дверь, не дав возможности Гордееву хоть что-то ответить.

Оставшись в одиночестве, Гордеев с интересом осмотрелся. В кабинете Варганова витал «культ водки». На стенах висели старинные гравюры, лубки и фотографии, так или иначе связанные с историей винокурения в России, — литографии портретов каких-то царей и царских чиновников. На полках стояли книги, посвященные водке: от популярных исследований Похлебкина и Пыжова до сугубо научных монографий по химии и технологиям винно-водочного производства. Гордеев пролистал одну из монографий. Кроме формулы спирта, известной еще из школьной программы, он не нашел больше ничего любопытного и поставил книгу на место.

В огромном стеклянном баре, занимавшем едва ли не всю стену, стройными рядами красовались бутылки всевозможных размеров и форм. И все они содержали, как смог понять Гордеев, водку. Не только русскую. На всевозможных языках только одно слово легко узнавалось — vodka. Варганов, судя по всему, любил порядок. Бутылки были расставлены по алфавиту, начиная от ангастуры из апельсиновой кожуры до грузинской чачи и альпийской водки энпиан. Были здесь китайские ханшина и маотай и японская рисовая саке, мексиканские текила и мескаль, бразильская кахаса из сахарного тростника, турецкая финиковая рака и изюмная пейсаховка из Израиля, бунеками и бренди, голландские можжевеловые женевер и щидам, яблочный кальвадос из Франции и германский вишневый киршвассер… Были бутыли и «мерзавчики», содержавшие напитки такие экзотические, о которых Гордеев не только не слышал, но и не подозревал…

«Пожалуй, пора прекращать экскурсию, а то назавтра голова от всех этих названий будет болеть хуже, чем от похмелья».