Старое не проканало… В смысле, не подошло. Жуков, ко мне!
Юный хулиган подошел к Кольцову. Тот отвел его в сторонку и вытащил из кармана баллончик.
— Чья игрушка?
Костя решительно замотал головой:
— Не знаю… Не моя…
— Здесь твои отпечатки. Я проверил по базе. Наука — штука точная… Сам малевал или кто помог? — Вожатый кивнул на граффити.
Жуков растерянно посмотрел на баллончик, потом поискал глазами друга-подельника Пантелеева.
— Значитца, так… Пока я про это никому не рассказывал. Ни Зинаиде Андреевне, ни Виктору Сергеевичу. Лично я против надписи ничего не имею, но им она не понравится. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому у тебя полчаса, чтобы все стереть. И второе. Обо всех ваших проделках я сразу буду знать, поэтому завязывайте. Милиция знает все. Даже то, что вы делали прошлым летом.
— А оно не смоется… Это заграничная краска.
— А еще есть?
— Только зеленая.
— Ладно, сейчас придумаем новое название, перепишите. Ты рисовать, кстати, умеешь?
— Смотря что.
— Приличное что-нибудь.
— В детстве рисовал.
«Блеск! В детстве рисовал… Еще б сказал, в юности».
— После сходки, в смысле собрания, нарисуешь.
Тем временем вернулся с хозработ воспитатель. Был он по обыкновению мрачен и суров, как проснувшийся зимой медведь-шатун. Покраска колючей проволоки в розовый цвет не принесла ему ни морального, ни материального удовлетворения. Возвращался он через территорию первого отряда, но Татьяну Павловну опять не встретил. Идти же к ней специально не отважился.
В каморке на его раскладушке стояла пластиковая бутылочка из-под лимонада. С цветами. Маленький букетик из двух одуванчиков и трех ярко-красненьких полевых цветочков, названия которых Виктор Сергеевич не знал. На территории лагеря они росли повсюду. Сама раскладушка, в отличие от соседской, была аккуратно заправлена.
Что за хрень? Очередная подлянка? Поднимешь вазочку, а тебе на башку потолок рухнет. Или моча в голову ударит.
Виктор Сергеевич посмотрел на потолок, потом за спину. На веранде никто не маячил. Не дотрагиваясь, он осмотрел вазочку-бутылку. Никаких ниток, шнурков или проводков. А вдруг радиоуправляемая?! За то время, пока он сидел, техника далеко убежала. В бутылочке вода. Мертвая или живая? Большой вопрос.
Прикоснуться к букету он так и не рискнул. Решил бросить на амбразуру Леночку, чудный вой которой доносился из дамской палаты. Вошла во вкус, звезда юнгоградская, никак не остановится…
— Ленка, к нам в хату никто не заходил?
— Куда?
— Ну, в эту… Комнату.
— Я не видела. А что случилось?
— У меня на шконке… То есть на раскладушке… Цветы. Не ты поставила?
— Нет, — почему-то испуганно замотала головой Бичкина. — А Евгений Дмитриевич не мог?
После того, что Леночка видела накануне утром в мужской комнате, она имела право на подобный вопрос.
— Не мог, — ответил воспитатель. — Он же не пи… не пижон дешевый!..
«Убил бы гада!..»
Не дожидаясь приглашения, заинтригованная Бичкина прискакала в мужской номер. Взяла в руки вазочку, покрутила и поставила обратно на тумбочку. Потолок не рухнул, моча в голову не ударила.
— Да, интересно… А что вы волнуетесь, Виктор Сергеевич? Вам же не крапиву в кровать подложили. Кто-то хотел сделать приятное.
— Я не «симпатичный», чтоб мне цветы дарили.
Леночка не поняла зоновского значения слова «симпатичный». |