Сидуан покачал головой. Он стоял за решительные меры.

— До свидания, дон Фелипе, — крикнул Мак, — до скорого, мы сейчас вернемся.

И он догнал Сидуана и трактирщика.

Выбравшись, наконец, из колодца, Мак шумно втянул в себя воздух и, хлопнув Сидуана по плечу заявил:

— Давай поцелуемся, мой мальчик. Я должен за тебя Богу молиться.

— Ах, дорогой мой хозяин, я-то как счастлив!

— Ты мне все расскажешь за столом, ведь мы идем ужинать, да?

— И съедим моего цыпленка в белом вине, я его вам отдаю, — сказал трактирщик.

— Ну, так пошли скорее!

И все трое пошли к трактиру, где Сидуан воскресил дона Фелипе.

Глава 32. Гименей, Гименей

Трактирщик, естественно, побежал вперед. Когда Мак и Сидуан пришли в трактир, огонь пылал в очаге, и на чистой белой скатерти стояли два прибора.

— Почему два прибора? — спросил Мак, — разве вы дружище, есть не хотите?

— И есть, и пить хочу, монсеньор.

— Ну тогда поставьте третий прибор.

— Много мне чести, мой добрый дворянин.

— Ну-ну, повинуйтесь, — сказал Сидуан, — такой уж человек мой капитан, потому-то я за него готов жизнь отдать.

Трактирщик принес третий прибор.

— Как вам будет угодно, — произнес он. — Позвольте мне только спуститься в погреб, и я тут же начинаю подавать на стол.

— Знаете, — закричал ему вслед Сидуан, — только дешевого вина не надо, давайте то, что вы бережете на праздник.

— Не беспокойтесь, такого вина и кардинал не пьет!

Через пять минут все трое сидели за столом и ели пресловутого цыпленка.

— Сын мой, — спросил Мак у Сидуана, — объясни мне, как ты сам сумел додуматься до того, каким образом меня оттуда вытащить?

— Видите ли, капитан, — ответил Сидуан с набитым ртом, — это снизошло на меня, как гром с ясного неба, и я думаю, не окажись вы в такой опасности, да еще и по моей вине, я бы так и остался дурак-дураком.

— Ну, мне-то не надо сказки рассказывать, что вы дурак, — сказал трактирщик.

— Ну, я-то и был дураком, но когда я представил себе, что хозяин мой умрет в пещере, да еще из-за меня, у меня в голове случилось что-то, и мысли стали приходить мне на ум сами собой.

— Прими мои поздравления, — сказал Мак. — Теперь я хочу выпить за твое счастье. Друг, налей-ка нам и дай еще что-нибудь поесть. Видишь ли, ночная сырость вообще возбуждает аппетит, а там, видит Бог, было не жарко.

Трактирщик с восхищением поглядел на обглоданные кости на тарелках, и его уважение к Маку намного возросло.

Он пошарил по сусекам и принес припасенный на всякий случай окорок.

— За ваше здоровье, капитан, — возгласил оживившийся Сидуан, — и дай нам Бог радости!

— За твое, мой мальчик! Бог мой, как это хорошо, поесть. Подумать только, что еще час тому назад я думал, что отныне буду любоваться жаренными цыплятами только из горней обители! Отрежь мне еще ломтик, друг, от этих мыслей дьявольский аппетит разыгрывается!

— Милый хозяин, я теперь склоняюсь к вашему мнению: прекрасная донья Манча больше мне не друг. Долой Испанию!

— Ага! Счастливая мысль!

— Хотя сегодня ночью мне очень хотелось пойти и рассказать ей, что с вами случилось: она вас любит и, она, конечно, помогла бы мне вас оттуда вытащить.

— Ничуть не сомневаюсь.

— Да, но ведь все это устроил ее собственный брат.