Муж бросил на нее взгляд и вытер лоб носовым платком.

– К счастью, – заметил он, – еще довольно рано, и Хепберн не рискнет подойти к лагерю до половины десятого, когда начнется парад. Тем временем, миссис Хепберн, вам необходимо…

– Вот именно! – горячо вставила Люси.

– Нет, любовь моя, не съесть что-нибудь. Ей необходимо уйти отсюда, прежде чем Шнайдер расскажет свою историю и сюда явится куча солдат. Гром и молния, почему задерживается экипаж?

Высунувшись из окна с маленьким железным балконом, мистер Хоупвелл окинул взглядом гравиевую подъездную аллею, статуи, зелень под ярким солнцем.

– Карета, – проворчал он, – еще один пример безалаберности и непунктуальности, которую повсюду встречаешь за границей! Мы должны увидеть или, по крайней мере, услышать ее. Прислушайтесь!

После паузы миссис Хоупвелл подбежала к другому окну.

– Нет, Гидеон, это ты прислушайся! Слышишь военную музыку?

Действительно, морской ветерок доносил издалека негромкие звуки духового оркестра.

– Я знаю эту мелодию, – встрепенулась Люси Хоупвелл. – Она называется Aupres de ma Blonde – «Рядом с моей блондинкой». Почему они играют эту фривольную песенку?

– Но сейчас еще не может быть половина десятого! Мы же следили за временем!..

Инстинктивно они повернулись к мраморным часам, на которые ни разу не взглянули, будучи заняты разговором. Они показывали без двадцати десять.

– Десять часов! – промолвила Мадлен. Но никто не услышал ее тихий возглас.

Она вспомнила, что между десятью утра и полуднем со-рокачетырехпушечный фрегат «Медуза» должен без единого выстрела проплыть перед береговой артиллерией, если он только появится там вообще.

– Можете не беспокоиться! – воскликнула миссис Хоупвелл. – Я же говорила, что все будет в порядке. Карета приближается! Слушайте!

Облегченно вздохнув, мистер и миссис Хоупвелл подбежали к окну. Мадлен все еще не отрывала взгляд от часов. Она так беспокоилась за Алана, что не слишком заботилась о том, приедет карета или нет.

Конечно, корабль мог не появиться утром, и это продлит ее мучительную тревогу по поводу того, что происходит с Аланом и где он находится. Прислушиваясь к тиканью часов, она одновременно уловила скрип колес и удары копыт по гравию…

Дурное предчувствие овладело Мадлен, прежде чем заговорила Люси Хоупвелл.

– Гидеон! – воскликнула она. – Такую карету не могли прислать из трактира! Это тяжелый дорожный экипаж, весь покрытый пылью, как будто он прибыл издалека!

Мадлен отвела взгляд от часов.

Страшная догадка мелькнула у нее в голове. Она подбежала к окну, где стояла Люси, как раз в тот момент, когда карета, обогнув фонтан, подъезжала к парадному входу.

Миссис Хоупвелл, раскрыв рот и подняв брови в немом вопросе, указала на человека, выходящего из кареты. Мадлен кивнула. Ей было слишком хорошо знакомо худое лицо под цилиндром.

– Да, – ответила она. – Это министр полиции. Это сам Фуше.

И в этот момент произошло то, что уже готовилось некоторое время.

С резким лязгом медных колец один из тяжелых бархатных занавесов, скрывавших кровать в алькове, отодвинулся в сторону. Французские слова, произнесенные с ненавистью и решительностью, заставили всех троих повернуться.

– Вы правы, – послышался голос Иды де Сент-Эльм. – Я уже не сплю чуть более четверти часа. Ален мог бы сообщить вам, моя драгоценная мадемуазель гувернантка, что я очень хорошо понимаю по-английски.

Отбросив левой рукой один занавес, она вцепилась правой в другой, стоя на еще некрепких коленях в ногах постели.