На сколько правды въ предположеніи, что онъ дѣлится съ Мэри, до насъ почти вовсе не касается. Рукъ возвращается домой, бросается въ постель усталый и просыпается въ полдень, чтобъ снова начать подвиги, которые мы описали. Что касается до Фредди, то ни макъ, ни мандрагора, ни вся содовая вода изъ всѣхъ химическихъ магазиновъ не въ состояніи даровать ему того сладкаго сна, который онъ могъ бы имѣть, еслибъ не проигрался. „Еслибъ я только держался короля червей, со вздохомъ говоритъ Фредъ: — но, впрочемъ, кто же можетъ рѣшиться на это, когда король семь разъ сряду проигрывалъ? — еслибъ я забастовалъ въ то время, когда Томасъ (будь онъ проклятъ) подалъ этотъ адскій пуншъ, тогда бы еще сотни двѣ осталось въ карманѣ…“ и т. д., и т. д. Въ этомъ родѣ сѣтуетъ Фредди на свою судьбу. О, несчастный Фредди! жалкій Фредди! глупый Фредди! — ты пораженъ теперь, ты страдаешь, и къ излеченію недуга твоего — нѣтъ другаго средства, кромѣ кровопусканія, повторяемаго почти до гробовой доски. Относительно излеченія Фредди, слѣдуетъ принять въ руководство гомеопатическое правило similia similibus, а это, мнѣ кажется, въ переводѣ означаетъ: „отъ укушенія бѣшеной собаки должно лечиться шерстью той собаки“, — только, не безконечно-малыми дозами, не шерстью той собаки, которая укусила, не, vice-versа, собакою той шерсти, которая хотѣла укусить. Фредди началъ играть; — сначала по маленькой, — надобно же отъиграться; онъ долженъ пройти весь курсъ леченія, чтобъ получить какую нибудь пользу. Онъ долженъ играть, пока будетъ имѣть къ тому возможность; онъ будетъ играть, пока въ его карманѣ не останется шиллинга, и тогда, быть можетъ, останется честнымъ человѣкомъ, хотя большинство шансовъ противъ этого, и почти навѣрное можно держать пари, что онъ сдѣлается плутомъ-игрокомъ и будетъ богатъ или бѣденъ, смотря по обстоятельствамъ. Наымъ кажется, не нужно называть имя Фредди: оно красуется на его визитной карточкѣ:

МИСТЕРЪ ФРЕДРИКЪ ПИДЖОНЪ.

Отель Лонга.

Я сказалъ, что мистеръ Фредрикъ Пиджонъ, эсквайръ, можетъ сдѣлаться богатымъ или бѣднымъ плутомъ-игрокомъ, хотя первый шансъ, надобно признаться, весьма невѣренъ. Когда-то я знавалъ одного актера, который не умѣлъ ни писать, ни говорить, ни даже читать по англійски, — который не имѣлъ способности ни къ какому ремеслу въ свѣтѣ, не имѣлъ на столько ума, чтобъ торговать на улицѣ яблоками, и на столько смысла, чтобъ сдѣлаться членомъ Парламента; я знавалъ, повторяю я, одного актера, единственными достоинствами котораго были длинныя ноги, длинная шея и громкій голосъ, — слышалъ, какъ онъ проклиналъ свою судьбу, свою профессію, отъ которой, при всѣхъ своихъ стараніяхъ, могъ получать только восемь гиней въ недѣлю. „Никого, говорилъ онъ съ нѣкоторою справедливостью:- не вознаграждаютъ такъ дурно, какъ драматическихъ артистовъ: они всю свою молодость трудятся изъ-за ничего, и подъ старость ничего не могутъ приберечь на черный день.“ Съ этими словами онъ вздохнулъ и потребовалъ (это было въ субботу вечеромъ) сорокъ девятый стаканъ грогу, — счетъ стаканамъ велъ онъ съ начала недѣли.

Раздражительность, какъ слѣдствіе избранной профессіи, я нисколько не сомнѣваюсь, заставляла моего друга Клэптрапа поглощать, кромѣ пива поутру, такое количество грогу послѣ репетицій;- это обстоятельство невольнымъ образомъ наводитъ меня на размышленіе о его судьбѣ. А судьба его, право, незавидная. Ѣсть, пить, немного трудиться и быть веселымъ, — получать двойное возмездіе за трудъ, и потомъ стремиться къ гибели;- упасть съ дерева, какъ говорится, налившись, созрѣвши и даже перезрѣвши, гнить подъ этимъ деревомъ въ грязи, и, наконецъ, смѣшаться съ нею.