Доктор Лученко, психиатр и психолог, ходила мимо попрошайки на работу и не подавала, поскольку не хотела быть обманутой. Ложь в любом ее проявлении она чувствовала, что называется, за версту. Она внутренним своим зрением буквально видела, как текут эти оторванные от сердца деньги в бездонные карманы подлецов. И как подлецы строят себе из этих жалостливых денег хоромы. Но таких, как Вера, было мало. Судя по тому, как нищенке подавали, хозяин ее имел уже несколько хоромин-дворцов.

Приглядевшись к попрошайке, Вера увидела, что к вечеру той что-то перепало. «Щедрый» хозяин разрешил рабыне расслабиться бутылкой водки и жирным, отвратительным беляшом. Лученко, проработавшая в первые годы после мединститута на «скорой помощи», всего насмотрелась. Хозяева таких «точек» имеют немало, но отличаются жадностью и жестокостью. На том и держится их супердоходный бизнес — на деньгах и страхе. А те, кто смеет ослушаться рабовладельца, горько пожалеют. Не раз бригада «скорой», где работала молодой доктор Верочка Лексевна, как звали ее более опытные коллеги, наблюдала на вызовах, как умирал такой попрошайка, избитый и искалеченный, прямо в машине. Не успевали довезти до больницы. Так поступали с теми, кто пытался что-то свое доказывать хозяину.

Примерно через две недели хождения мимо нищенки Лученко остановилась и внимательнее присмотрелась к «мадонне с младенцем». На ребенке была все та же грязная розовая шапка, то же одеяльце из мусорника, но ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в грудь «матери». Попрошайка подняла глаза на Веру. Их взгляды встретились. По тому, как та стремительно отвела глаза, доктор поняла: чует опасность! За две недели Лученко ни разу не видела ребенка бодрствующим! Вере не понадобилось долго смотреть на маленького человечка: леденящее кровь подозрение постепенно обратилось в твердую уверенность.

— Почему он спит все время? — спросила она, глядя на ребенка.

Нищенка молчала… Вера все поняла. Бесполезно. Если настаивать, к ней подойдет один из слуг хозяина, скорее всего милиционер. И она тогда должна будет доказывать, что имеет право тут ходить. Менту платят. Все знают, что это чудовище держит на руках накачанного наркотиками ребенка, и молчат. Бороться с этим — все равно что бороться с ветряными мельницами. Даже если поднять скандал, ничего не докажешь: через полминуты ни нищенки, ни мента — никого в переходе не будет.

Выйдя из морга и докурив до половины сигарету, Лученко сообщила майору:

— Эта женщина постоянно просила милостыню на станции метро «Театральная», изображая кормящую мать.

— Но как ты узнала?

Майору казалось, что узнать ее было невозможно. Ведь эта «Золушка» была накрашена, в парике, пусть его и сняли с убитой. Густой слой грима, наклеенные ресницы, несмывающаяся помада… Что общего у нее с бесцветной нищенкой, просящей милостыню в переходе метро?

Однако Прудников ни на секунду не усомнился в словах психотерапевта. Он знал о ее феноменальной памяти на лица. Если захочет, потом сама расскажет, как ей вспомнилась эта девица. Теперь его задачей стало как можно быстрее найти бригадира, который контролирует попрошаек в метро.

На поиски ушло совсем немного времени, и бригадир, понимающий, что от него требуют лишь имя и фамилию жертвы и ему лично ничто не грозит, быстро глянул в потертую записную книжицу и продиктовал.