Но будь убийцей Марсель, зачем бы ему понадобилось потрошить содержимое портфеля здесь, куда проще унести его с собой. И тем более этого не стал бы делать Ярко, который, как убедился Мегрэ, и вовсе был неграмотным!
Раны Амелии, все на правом боку, были чересчур многочисленны и неглубоки, они то и возбудили первые подозрения Мегрэ. Он представил себе, как неловко это у нее получалось, как боялась она боли. Она не хотела умирать, не хотела и долго страдать от ран, она рассчитывала разбудить соседей, когда открыла окно и закричала…
Разве убийца позволил бы ей бежать к окну?
Судьба посмеялась над ней, она потеряла сознание раньше, чем успела поднять на ноги соседей, и пролежала всю ночь без всякой помощи.
Именно так! Все могло произойти только так! Она убила уже задремавшую сестру, потом, обернув, вероятно, руку тряпкой, открыла комод, опустошила портфель – ведь для того, чтобы арестовали Марселя, деньги должны были исчезнуть.
Вот почему пришлось взять свечку…
После этого, сев на край постели, она ранила себя, неловко и боязливо, потом, судя по кровавым следам, подошла к очагу и бросила в огонь нож, чтобы уничтожить отпечатки пальцев!
Затем она дотащилась до окна и…
Мегрэ уже заканчивал свою работу, как вдруг он резко обернулся. Послышались голоса и шум борьбы. Дверь отворилась, и на пороге в дверном проеме возник странный и зловещий силуэт Амелии Потрю в нелепой юбке, в ночной кофте, с перевязанной грудью и руками. Взгляд ее был неподвижен. За ней виднелась фигура Мари Лакор, громко возмущавшейся такой неосторожностью.
У Мегрэ не хватило духу заговорить с больной. Он предпочел завершить начатое дело и не ощутил даже удовлетворения, когда бочка раскололась надвое и внутри обнаружились связки бумаг – те самые облигации ренты и акции железнодорожной компании, которые были всунуты в бочку через отверстие.
Ему хотелось немедленно уйти или, подобно этому грубияну Марселю, хлебнуть большой глоток рому прямо из бутылки.
Амелия по прежнему не произносила ни слова. Рот ее был полуоткрыт. Если она потеряет сознание, она упадет на руки Мари Лакор, которая выглядела более слабой, чем она, и к тому же была беременна.
Ну что ж! Это была сцена из какого то другого века, из другого мира. Мегрэ взял бумаги и пошел к двери – прямо на отступавшую от него Амелию. Он положил свою находку на стол в спальне.
– Сходите за мэром, – сказал он Мари Лакор сдавленным голосом. – Он будет свидетелем. А вам, – обратился он к Амелии, – лучше всего лечь.
Несмотря на профессиональное любопытство и закаленные нервы, Мегрэ предпочел не смотреть на нее. Он только слышал позади себя скрип пружин кровати. Он продолжал сидеть спиной к старухе, пока не появился мэр, здешний фермер, который, не решаясь зайти, боязливо топтался у порога.
В селении не было телефона. Пришлось послать нарочного на велосипеде в Витри о Лож. Жандармы прибыли почти одновременно с фургоном мясника.
Небо по прежнему было свинцовым, западный ветер гнул деревья.
– Вы нашли что нибудь?
Мегрэ ответил уклончиво, он не испытывал особенной радости, хоть и понимал, что это дело будет объектом длительного изучения в кругах криминалистов, не только в Париже, но и в Лондоне, в Берлине, в Вене и даже в Нью Йорке.
А пока что, взглянув на Мегрэ, каждый решил бы, что он просто пьян.
|