Он часто подбрасывал меня на руках. Даже когда я уже была не очень маленькой, все равно его это забавляло — видеть свою Лерку, обожаемую Лерку — солнышко» как он меня всегда называл, среди облаков. Он подбрасывал меня, я смеялась, хоть и смущало иногда меня то что подол платья задирается слишком высоко и отец видит мои трусики. Я с раннего детства была очень стеснительной.

Я была счастлива, что у меня такой отец. Красивый, веселый, влюбленный в маму. Многие женщины завидовали ей, я это знала. И гордилась ими обоими — и мамой, и отцом…

Он умер, когда мне было девять лет.

Нет, сначала случилось еще кое-что. Сначала родилась Настя.

Мне не хочется сейчас писать о Насте… Я не готова еще к этому. Да и хронология тем самым нарушится, а мне бы этого не хотелось. Ведь Настина история случилась уже после того, как умер отец.

Мне было девять лет, когда это случилось. Я спала, внезапно сквозь сон услышала, как плачет мама. Я открыла глаза, прислушалась. Раньше мне никогда не доводилось слышать, как плачет мама. Я подумала: может быть, это плачет Настя? Но Настя была слишком маленькой, она не могла плакать вот так, по-взрослому.

Я вскочила и, путаясь в длинном подоле ночной рубашки, побежала в родительскую спальню. Там было, темно. Я приоткрыла дверь. Теперь мамины всхлипывания слышались отчетливо.

— Мама, ты плачешь? — спросила я у нее.

— Лера? Это ты? Почему ты не спишь?

— Я проснулась, услышав, как ты плачешь. Ч/то случилось, мама?

— Ничего. Ничего не случилось. Иди спать, доченька.

В темноте родительской спальни я видела силуэт матери — она лежала, полуобернувшись ко мне. Наверное, до той минуты, пока не появилась я, она просто лежала вниз лицом. Я тоже часто так ложилась, когда плакала.

Почему-то рядом с ней я не увидела отца. Я вспомнила, что накануне вечером он не пожелал мне спокойной ночи, потому ^то его просто не было дома в тот момент, когда я ложилась спать.

— А где же папа? — снова спросила я. Мама ничего не ответила и почему-то заплакала еще громче.

— Где папа? — повторила я свой вопрос, чувствуя первый раз в жизни, как сердце полностью заполонило отчаяние.

— Иди сюда, Лерочка. Иди ко мне, только ступай неслышно, чтобы не разбудить Настю. Знаешь, Настя очень чутко спит.

Я подошла и присела на краешек кровати рядом с плачущей мамой.

— Видишь ли, дочка. Ты уже большая… — Она прижала меня к себе и замолчала на некоторое время, а я вдруг подумала о том, что не хочу быть большой. Оказывается, нет ничего хорошего в том, что человек становится большим. Как же я раньше, глупая, этого не понимала. Ведь если бы я сейчас была маленькой — такой, как Настя, — мне не пришлось бы слышать всего того, о чем расскажет мама. — И ты должна знать правду. Твой папа больше не будет жить с нами.

Я сразу все поняла. Я на самом деле была уже большой и как-то быстро собрала воедино обрывки случай-н° услышанных прежде разговоров между матерью и отцом. Я сразу поняла, что наш папа теперь буде жить с другой женщиной.

— Как это? — спросила я, как будто была маленькой. Отчаянно пытаясь снова стать маленькой, уменьшиться у мамы на глазах, чтобы она остановилась, не говорила, не заставляла слушать…

— Понимаешь, доченька, у него теперь другая семья… Он ушел от нас. Ушел жить к другой женщине,

Я знала, что мама не врет. И все же не хотела верить в то, что она говорит.

— Этого не может быть, — возразила я ей. — Папа не такой, он не мог нас бросить…

— Не плачь, Лерочка.