— У тебя мука… там.

— Ничего — не больно, — и ткнул ей в губы оладьей. Открывай рот.

Она подчинилась. Закрыла глаза и изобразила крайнюю степень удовольствия.

— Вкусно, а? — Он придвинулся ближе, чтобы почувствовать нежное касание ее рукава к своей руке, вдохнуть легкий ванильный запах ее кожи, насладиться ее божественным видом. Но и только.

Надкусив еще раз, она отодвинула его руку в сторону.

— Ты не должен меня кормить.

— Не должен. Но мне хочется.

— Никто не делал для меня ничего подобного.

Коротко вздохнув, она зачастила:

— Понимаешь, всегда кого-нибудь нанимали или за кем-то посылали. У меня были люди, которые для меня готовили и получали плату. Эй, ты ведь не ожидаешь, что твои услуги будут оплачены?

— Я ничего не ожидаю.

— Ты уже говорил об этом.

В тяжелом молчании Джек услышал шелест шелка: Парис шевельнулась. Он почувствовал, как что-то откликнулось в нем, глубоко внутри. Несколько фраз вдруг совершенно ясно расставили вещи по своим местам. Родители, выражающие свою любовь с помощью денег, жених, использующий ее деньги. Никого, кто чего-то ждал от нее самой. И она перестала ждать от людей чего-нибудь.

— Так, хорошо, тогда в связи со сказанным я должен признаться. — Он осторожно поставил тарелку на стойку, отступил назад и обхватил ладонями ее лицо. — Я лгал.

Некоторое время он позволил себе полюбоваться ее удивленно расширившимися глазами.

— Я многого ожидал от тебя, возможно, излишне многого. Потому, видимо, и стал убеждать себя, что ничего не жду. Самообман. А ведь времени постоянно не хватает. — Его губы приблизились к ее губам. Время и теперь поджимает, так что, может, начнем не торопясь, по порядку?

Ответом ему был неуловимый кивок.

— Сначала относительно того, что беспокоит меня больше всего. Терпеть не могу, когда ты отворачиваешься, словно у тебя в глазах мелькает какая-то мысль, сомнение, а ты ее скрываешь или отодвигаешь в сторону. Мне хочется, чтобы мы были честны друг с другом. Прямо говорили обо всем. Как думаешь, сможешь справиться?

Она облизала губы, глаза сосредоточенно глядели на его рот, словно ожидая, что из него выпрыгнут еще какие-нибудь неожиданные слова.

— Я попытаюсь. Для тебя. — Парис запнулась, поникла.

Джека кольнуло непонятное беспокойство.

— В чем дело? Хочешь сбросить с души какое-то бремя?

Она опустила глаза. Он почувствовал, как у него под ладонями зарождается ее улыбка.

— Есть кое-что, что мне хотелось бы сбросить с твоей груди.

Ее рука уже дотрагивалась до него, медленно стирая забытую муку. Потом она подняла глаза.

— Мне кое-что надо сказать, но трудно найти слова. — Голос был не громче шепота.

Джек встрепенулся, внезапно понимая, что нужды в словах нет.

— Я понимаю, — пробормотал он, сразу охрипнув от обуревающих его чувств — рвущихся наружу и затаенных, яростных и нежных, простых и сложных.

— Откуда ты так хорошо меня знаешь? — выдохнула она.