— Все это начинание — дело рук моей дочери, только ее. Ее концепция, усилия, тяжелый труд.

Аплодисменты.

— И призываю всех вас в свидетели, что не мог бы гордиться ею сильнее, чем теперь. У нее возникла чертовски глупая идея относительно поступления в колледж и окончания неких курсов. Неудивительно, что, будучи моей дочерью, она обладает колоссальным упрямством. Похоже, мне не удастся отговорить ее, так что я буду очень признателен, если найдется кто-нибудь, кто втолкует ей, что к чему. Но если и у вас не выйдет… Парис, ты знаешь, что здесь для тебя всегда найдется работа. В любое время, стоит тебе только пожелать.

Еще аплодисменты, но в ушах Парис они слились в неясный шум. Возможно ли, чтобы слезы затуманивали слух, как зрение?

Отец смотрел на нее, голос его звучал, словно он обращался к ней одной.

— Не так давно мне разъяснили, что я слишком пренебрегал этими словами. Я люблю тебя, Парис.

И не имело никакого значения, что пятьсот гостей, некоторые — совершенно незнакомые, разделили с ней этот момент. Важно только то, что он сказал.

Парис проложила себе дорогу сквозь толпу, которая, как только выключили микрофон, быстро потеряла интерес к происходящему, и никто не видел, как она взобралась на сцену и обняла отца.

— Я тоже люблю тебя, папа, — прошептала она сквозь слезы. — Но своего чертовски глупого решения я не переменю. Окончательно и бесповоротно.

Он крепко обнял ее, потом отодвинул в сторону.

— Ты собираешься заняться и другой проблемой, засевшей в твоей упрямой головке?

Она даже не спросила, о чем он.

— А что я могу сделать?

— Последнее время ты здорово наловчилась высказывать свое мнение, но, думаю, еще немного практики тебе не повредит. — Он улыбнулся, и, Парис могла бы поклясться, глаза его увлажнились. — Иди, пока я не подтащил вас друг к другу и не треснул хорошенько лбами. Он там, у…

— Я знаю, где он. — Парис чмокнула отца в щеку. Спасибо, папа.

Он уходил. Пробираясь между людьми, она проклинала узкую юбку и высокие каблуки, замедляющие движение Вот он пожимает кому-то руку, прощально машет Ее охватил жуткий страх, потом огромное облегчение, когда, обогнув последнюю группу гостей, она увидела его удаляющуюся высокую фигуру.

— Джек.

Он остановился, обернулся. У нее пересохло во рту. Сердце заколотилось о ребра. Она понятия не имела, что сказать. Последние несколько ярдов она бежала и вот молчит и стоит с глупейшим видом перед ним, таким большим и надежным, что ей захотелось просто подойти и потереться лицом о теплую широкую грудь.

— Уходишь?

Он взглянул в направлении автомобильной стоянки.

— Похоже на то.

В растерянности Парис искала, что бы еще сказать, и не находила.

— Я не была уверена, что ты вообще появишься.

— Пришлось. — Снова она ощутила его пристальный взгляд.

— Да, конечно, это же все твое. Разумеется, ты был должен.

Джек ничего не сказал, только смотрел на нее. Тени, упавшие на его лицо, делали его жестким, непреклонным. И Парис показалось, что ее сердце подкатилось к горлу, мешая словам выйти на свободу. Она взглянула поверх его плеча, надеясь, что нужные слова волшебным образом появятся на стене ближайшей виллы.