— В наше время, мадам, деньги ценятся больше, чем благородное происхождение, — заметил Пуаро весьма цинично.

— Дорогой мой, я с вами вполне согласна. Ему и не нужно быть снобом. Достаточно и того, что он купил это поместье и сорит деньгами — мы все бываем у него и принимаем его у себя! Но он действительно всем нравится. И не только из-за своих денег. Ему в большей мере помогла Эми Фоллиат. Она ввела его в здешнее общество, а, заметьте, у нее здесь огромное влияние. Еще бы, Фоллиаты здесь со времен Тюдорон.

— Фоллиаты всегда были в Нэсс-Хауз, — промолеил Пуаро тихо.

— Да, — вздохнула миссис Мастертон. — Грустно думать о том, каких жертв стоила война. Молодые мужчины погибли. Поместье пришло в запустение, и его пришлось продать другим…

— Да, но хотя миссис Фоллиат и лишилась дома, она по-прежнему живет в поместье.

— Это верно. Она преобразовала свой домик до неузнаваемости. Он очарователен. Вы были внутри?

— Нет, мы расстались у входа.

— Она не всех приглашает. А каково жить в домике привратника своего старого дома и видеть, как в нем хозяйничают чужие люди? Но нужно отдать ей должное. Кажется, она не испытывает особой горечи от этого. По существу, ей удалось сохранить и дом, и поместье. Несомненно, это она убедила Хэтти жить здесь. А Хэтти оказала влияние на Джорджа Стаббса. В сущности, для Эми Фоллиат была невыносима сама мысль о том, что в доме может быть гостиница или учреждение, или что его могут приспособить иод квартиры. — Она встала. — Я должна идти. У меня много дел.

— Конечно. Вам ведь нужно еще поговорить с начальником полиции по поводу ищейки.

Миссис Мастертон вдруг разразилась громким хохотом, напоминавшим крик осла в горах.

— А мы почти одной породы, — прогремела она. — Говорят, что я сама немного похожа на ищейку.

На мгновенье Пуаро растерялся, и она успела это заметить.

— Бьюсь об заклад, что вы тоже так думаете, месье Пуаро.

Глава 13

После ухода миссис Мастертон Пуаро вышел и стал бродить по лесу. Он нервничал. Он испытывал непреодолимое желание осмотреть каждый куст, проверить все густые заросли. Наконец, войдя в «каприз», он сел на каменную скамью, чтобы дать отдохнуть своим ногам, на которых, по привычке, были остроносые лакированные туфли.

Сквозь деревья смутно виднелась река и лесистый противоположный берег. Он поймал себя на мысли, что разделяет взгляды молодого архитектора о никчемности места, выбранного для этого причудливого сооружения. Несомненно, часть деревьев нужно спилить, но и тогда дело поправится ненамного. Он вполне соглашался с мнением Майкла Уэймена: если «каприз» построить заново на травянистом возвышении у дома, оттуда бы открывался великолепный вид на реку в сторону Хэлмута. При мысли о Хэлмуте он стал вдруг думать о другом. Хэлмут, яхта «Эсперанс», Этьен де Суза. В итоге все это должно будет составить определенную картину, но отчетливо представить себе эту картину он пока не мог. Перед его мысленным взором возникали лишь отдельные разрозненные заманчивые очертания.

Его взгляд остановился на каком-то блестящем предмете, лелсавшем в небольшой трещине бетонного пола. Он нагнулся и поднял его. Это был маленький золотой самолетик. Держа на ладони и хмуро разглядывая вещицу, он вдруг вспомнил: браслет, золотой браслет с позванивающими брелоками. Это был брелок от браслета… И словно снова он сидел в шатре… мадам Зулейка, она же Пегги Легги, загадочным голосом говорила ему о смуглолицей красавице, о морских путешествиях и о счастливом исходе уличной катастрофы.