- Если шлепнешь меня, сюда явятся профессионалы. А козырей особых у тебя на руках нет.

 - Тебе нечего сказать хозяевам. Если Икки и был у меня, ты не знаешь, по какой причине, и уж тем более не знаешь, взялся я за его проблему или нет. Что вы так навалились на этого Икки, чем он так уж виноват?

 - Думаешь, ты такой крутой, да? - прошипел он, держась за то место, где пять минут назад было мое колено. - В моей команде ты бы приза не взял.

 Я рассмеялся. Потом взял его за правое запястье и выкрутил руку за спину. Он заскрежетал зубами. Левой рукой я залез во внутренний карман его пиджака и достал портмоне. Там лежали водительские права на имя Чарлза Чикона. Это ничего мне не давало. Таких недомерков зовут кличками. Его могли звать Коротышкой, Хиляком или Шибздиком. Я бросил ему кошелек назад.

 - Убирайся ко всем чертям. И пушку свою забирай.

 У порога он обернулся и посмотрел на меня своими маленькими злыми глазками.

 - Прощевай, бодливый. И не таким рога скручивали

 Я спокойно поехал домой, упаковал саквояж и отправился в автосервис, где меня хорошо знали. Там оставил свою машину и сел во взятый напрокат "шевроле". На нем добрался до Пойнтер-стрит, занес вещи в снятую комнату и поехал ужинать в ресторан "Виктор". Потом остановился на бульваре Сансет возле бензозаправки и позвонил своему приятелю, главному следователю Берни Оулзу, и предупредил его о возможном покушении на Икки.

 Потом позвонил самому Икки.

 - Это Марлоу. Cобирайся, в полночь отправляемся. Твои друзья сидят в "Беверли-Вестерн". Где твоя тачка?

 - Стоит перед домом.

 - Отгони ее на боковую улицу и запри. Где черный ход твоей ночлежки?

 - Сзади.

 - Оставь чемодан там. Выйдем вместе и пойдем к твоей машине.

 - Хорошо, - буркнул он. - Я жду.

 На Пойнтер-стрит я оставил машину за углом, поднялся в комнату и, не зажигая света, стал наблюдать за улицей. В дом, где остановился Икки, вошел какой-то тип почти такого же роста; фигурой он тоже смахивал на моего подопечного. Входили и выходили другие люди.

 Никого, кто наблюдал бы за домом, я не увидел.

 В полночь я вышел на улицу и направился к дому Икки. Черный ход был открыт; я поднялся на третий этаж и постучал. Икки открыл дверь с пистолетом в руке.

 - Выходим через парадные двери. Руки держи в карманах, если кто окликнет тебя сзади, поворачивайся и стреляй.

 - Я боюсь, - хрипло сказал Икки.

 - Я тоже, - хмыкнул я, - но выхода у нас нет.

 Мы поставили вещи у черного хода; вокруг не было ни души. Вернулись в дом, прошли вестибюлем до парадного. Никого, улица пустынна.

 Нам оставалось только забрать вещи и погрузить их в машину, после чего мы направились в сторону 66-го шоссе. Все вроде прошло без приключений. Я доехал с ним до Помоны.

 - Дальше мне ехать смысла нет, - сказал я. - Сяду на обратный автобус или в мотеле переночую.

 Он достал портмоне, вытащил из него четыре тысячных купюры и протянул мне.

 - Ты не представляешь, во что ты вляпался. Твои беды только начинаются. У мафии везде глаза и уши. Забирай хрусты, у меня их хватает.

 Я взял деньги и спрятал в карман. "Мои беды только начинаются", сказал Икки - и, черт возьми, он был прав.

 На автостанции "Голливуд" я взял такси и вернулся к себе в контору. Посмотрел почту; в ящике не было ничего - только маленький неподписанный пакетик. В нем лежал свежезаточенный карандаш, гангстерский знак смерти.

 Не стоило принимать это близко к сердцу. Если они действительно хотели бы прикончить меня, то не стали бы предупреждать. Это просто рекомендация: с Икки пора завязывать. "Когда мы берем кого-то на карандаш, ему приходится несладко", - вот что означало это послание.