— Красота — понятие неопределенное, — брякнул Галилей, доставая из кармана жестяную коробочку.

— Управляющий нарушил приказ, — напомнил шифбетрибсмейстер. — Это плохая карма.

— Человек слаб, и мессер это понимает.

— Если человек слаб, то правильно исполненная порка поможет ему стать сильным, — глубокомысленно заметил медикус. — А если силен — не повредит.

И вздохнул, наблюдая за тем, как Галилей смешивает табак с извлеченной из коробочки травой темно-желтого цвета. На Линге, в отличие например от Анданы, вихель был запрещен, однако астрологу «Амуша» полагалась поблажка, и, завидев Квадригу, местные полицейские отворачивались, хотя с легкостью могли отыскать в его карманах и поясной сумке пять-шесть лет каторжных работ. Впрочем, поблажка полагалась всем настоящим, водящим через Пустоту цеппели, астрологам.

— Альваро, откуда такие познания? — осклабился Бедокур. — Был опыт?

— Я сделал сии умозаключения на основе наблюдений и теоретических изысканий, месе карабудино.

— Мне одному кажется, что здесь ужасный сквозняк? — Бабарский демонстративно высморкался, аккуратно свернул платок, и продолжил: — Если кого и надо пороть, так это тутошнего хозяина. Он преступно относится к здоровью посетителей.

— Не тутошнего, а здешнего, — меланхолично поправил суперкарго Мерса.

— И еще за то, что пускает в приличное заведение всяких умников.

— ИХ, в зале душно! — не сдержался Бедокур. — Даже волосы потеют.

— А у меня ажарская астма! Я задыхаюсь!

— Откуда у тебя астма?

— Выросла!

— На Андане подцепил, — язвительно сообщил Хасина. — В заведении синьоры Улитки.

— Разве астма так передается? — испугался Чира.

Медикус деликатно заржал.

Несмотря на то что каждому члену экипажа полагалась комната в замке, офицеры, за исключением Дорофеева и Валентина, предпочли поселиться в городе и коротали вечера в харчевне «Золотой дуб». Той самой, что не меняла облик шестьсот семьдесят четыре года, в результате чего посетители вынужденно наслаждались раннелингийскими интерьерами: тяжеленными столами из плохо выструганных досок, неудобными лавками и глиняной посудой. Но еду в «Дубе» подарали отменную, а местное пиво славилось на все дарство Кахлес. Харчевня не пустовала даже в будние дни, однако офицеров Помпилио всегда ожидали лучшие места и быстрое обслуживание.

— Если у тебя астма — иди на воздух, ипать-копошить, — посоветовал Галилей Квадрига, с наслаждением раскуривая трубку.

Над столом лениво повисло вихельное облако.

— Иди курить туда. — ИХ неопределенно махнул рукой.

— Не могу подняться с лавки, — обезоруживающе улыбнулся астролог. — Пьян.

— А вот меня ваши слова э-э… возмущают, — неожиданно произнес Мерса, откладывая двузубую вилку. — Вы сожалеете, что мессер не выпорол э-э… человека, и это безнравственно! Мы ведь не о лошади говорим.

— То есть лошадей пороть можно? — немедленно уточнил Хасина. — Это нравственно?

— Не согласен, — встрял Бабарский. — Я, к примеру, не то что лошадь, даже собаку бродячую не пнул ни разу в жизни. Хотя все они блохастые твари, а блохи разносят заразу.

— Я тоже, — добавил Бедокур.