– Два или три месяца. Повстречав того единственного, вы понимаете это сразу. Дэвид

предложил мне выйти за него замуж всего лишь через несколько недель после знакомства.

И посмотрите на нас сейчас – не расстаемся уже двадцать пять лет.

Пока лифт поднимался на третий этаж, я любовалась превосходным видом на шатер. От

дома к нему вела дорожка, засаженная по краям цветами.

– Моя поднебесная комната, – с гордостью объявила Холлис, показывая на удивительную

галерею – сооружение со стеклянными стенами и стеклянным же потолком, разделенным

на квадраты. Тут и там по всей галерее на постаментах из оргстекла стояли скульптуры.

Пол также был стеклянным, и опор особо не было видно. Тремя этажами ниже галереи

поблескивал выложенный плиткой открытый бассейн.

– Ну разве не потрясающе? Пойдемте, я покажу вам свои любимые скульптуры.

Я замешкалась, тревожно глядя на прозрачный пол. Никогда не думала, что боюсь высоты, но этот пол мне не нравился. Он совсем не казался прочным настолько, чтобы выдержать

мой вес.

– О, да пол абсолютно безопасен, – увидев выражение моего лица, успокоила Холлис. –

Вы мгновенно к нему привыкнете. – Ее каблуки застучали по стеклу, словно кубики льда в

стакане. – Ощущение почти такое, будто идешь по воздуху.

Поскольку ходить по воздуху никогда не было моей мечтой, заверение это меня не

слишком ободрило. Я подошла к началу галереи и остановилась. Ноги отказывались

двигаться дальше. Каждый нерв кричал, что выйти на этот стеклянный простор значит

погибнуть мгновенной и бесславной смертью.

Строго-настрого велев себе не смотреть на поблескивавший внизу бассейн, я с опаской

шагнула на гладкую поверхность.

– Ну как вам? – донесся до меня голос Холлис.

– Это удивительно, – умудрилась выдавить я, вся трепеща. Только вот дрожала не от

предвкушения и восторга, а от ужаса. Под грудью у меня начал собираться пот.

– Одна из моих самых любимых скульптур. – Холлис подвела меня к постаменту. – И

всего лишь десять тысяч долларов. Наивыгоднейшее вложение.

Моим изумленным глазам предстала полиуретановая голова, расколотая надвое. Между

половинками были закреплены разные предметы – разбитое блюдо, пластиковый мяч,

чехол для мобильного телефона.

– Я не понимаю постмодернистскую скульптуру, – призналась я.

– Автор этого шедевра берет обычные вещи и меняет их контекст... – Завибрировавший

мобильный прервал пламенную речь. – Извините, я посмотрю. – Прочитав сообщение,

Холлис раздраженно вздохнула: – Невозможно исчезнуть даже на десять минут без того, чтобы ты срочно кому-нибудь ни понадобилась! А ведь я секретаря специально наняла. Но

эта девица глупа как курица.

– Если вам нужно за чем-то проследить, то идите, за меня не беспокойтесь, – заверила я

хозяйку с чувством огромного облегчения: можно будет сбежать из поднебесной!

– Я найду вам компанию. Нельзя же вот так уйти и оставить вас одну, – Холлис похлопала

меня по руке, и ее кольца застучали словно кастаньеты.

– Ничего страшного, Холлис, правда...

Но та потащила меня еще дальше по опасному полу, мимо тройки смеющихся и

болтающих женщин и разглядывающей очередную скульптуру пожилой пары, к

фотографу, который стоял в углу и незаметно эту пару снимал.

– Папарацци, – игриво окликнула его она, – смотри, кого я привела.

– Холлис, право слово, – слабо запротестовала я.

Фотограф еще не опустил камеры, а я уже знала, кто это. Все мое тело его узнало.