Подлетает напуганная женщина, машет руками, тараторит, что времени мало, и она не успеет привести меня в порядок, протягивает борцовку и брюки с карманами.

Хватает меня под руку, тянет к панели управления, похожей на трибуну для выступлений, синхронизирует коммуникатор с «мозгами» штуковины, и меня окутывает коконом голограммы.

— Леонард! Переодевайтесь! У нас осталось двадцать минут.

Только снимаю кардиган, из пола выдвигается крепеж-вешалка. Определяю на него бронежилет, футболку, брюки, облачаюсь в привычную одежду и кричу:

— Готов!

Голограмма исчезает, женщина косится на татуировку: цепь с крупными звеньями, оплетающую руку. Каждое звено, а их двадцать два, — как партии, выигранные у смерти. Но у гамм и тех, кто выше статусом, татуировки, кроме той, что на седьмом шейном позвонке, считаются дурным тоном.

Вибрирует коммуникатор, на весь его экран появляется лицо Гискона — отвечаю на вызов.

— Леон, ты на месте? — сдержанно интересуется он.

— На месте, все помню, — отодвигаю от себя гримершу с кисточкой, делаю зверское лицо, она пятится. — От плана отклоняться не намерен. — Поворачиваюсь к ней. — Спасибо. Хватит.

Перечить она не смеет. Видимо, по команде, прозвучавшей в коммуникаторе, гримеры оставляют своих жертв.

— Готовность на старт! — звучит голос координатора.

Пока зрителей раскачивают и показывают им хайлайты с Полигона — аж вибрирует стена, отделяющая гримерку от сцены, — улыбчивый юноша ведет нас к вмонтированной в пол летающей платформе, аналогичной той, на которой я появился перед митингующей толпой. Ненадолго вибрация стихает и сменяется гулкой пульсацией басов — началось выступление звезд шоу-бизнеса. Включаю коммуникатор, нахожу канал, где идет трансляция: под бешеные ритмы и рев вокалиста над сценой несется голографический трицикл с гемодами, охотящимися за каким-то бедолагой.

Скоро наш выход, а он должен быть эффектным. Десять тысяч билетов на представление продали дельтам, чего никогда не делали, — чтоб снять социальную напряженность.

— Видели апартаменты? — спрашиваю, обращаясь ко всем.

Надана показывает знак, что довольна.

— Не знаю, как смогу там жить. Как в музее. И мужика подогнали, а ему, — она улыбается Лексу, — даму, — и изображает руками гигантскую грудь. — Мы теперь рабовладельцы.

Становимся на платформу, я на центральную ее часть, остальные по бокам.

— Человек не должен быть рабом, — холодно говорит Вэра, скрестивший руки на груди.

— Ты ж нье отказался? С нами-то рабам ничьего нье угрожает, — констатирует маори Тейн.

У всех одновременно включаются коммуникаторы, где ведущий, Блейм в костюме римского гладиатора объявляет следующую группу, его сменяет координатор проекта — лысый мужчина с обвислыми щеками и глазами, красными от недосыпа.

— Готовность — четыре минуты, — бормочет он.

— Есть, — отзывается сопровождающий нас парень.

Ждем сигнала. Миллиарды людей предвкушают прямую трансляцию с закрытия шоу, но с еще большим трепетом ожидают мою очередную пресс-конференцию, согласованную с Гисконом. Все, что от нас требуется сейчас — появиться эффектно под гром барабанов, пролететь над толпой, поочередно пожать руку Блейму.

— Вылет! — командует координатор, и платформа плывет к стене, где открывается люк, откуда вырывается грохот и рев тысяч глоток.

На миг теряю ориентацию, глохну от грохота. Кажется, что мы парим под звездным небом над колоссальной воронкой амфитеатра, стилизованного под скалы.