Торговцы пообещали терпеливо сидеть на веранде, пока Орисса после обеда, по индийской традиции, переждет в спальне дневную жару.

Отлично выспавшись предыдущей ночью, Орисса не чувствовала усталости, но она знала, что обычай нарушать не следует, и поэтому прошла наверх и легла на кровать.

Ей не верилось, что она находится в осажденном форте, не верилось до тех пор, пока следующим утром, на рассвете, ее не разбудила оглушительная перестрелка.

— Они пуляют утром и вечером, ну прям часы проверяй, — весело объяснил ей денщик ее дяди. Произношение выдавало в нем кокни — уроженца лондонских низов.

— Вы правы, очень шумно, — согласилась Орисса.

— Да уж такие они, — подтвердил словоохотливый солдат, — шумят да ищут, кого бы раскромсать на кусочки своими длинными ножами.

Орисса содрогнулась.

Было так приятно хоть ненадолго забыть об опасности, которой они подвергались, и она успокоила себя, решив, что дядя, наверное, ожидает подкрепления.

К обеду его не было, но к четырем часам он вернулся домой, и Орисса увидела, как слуги внесли в гостиную достойное подражание английскому чаю.

На подносах были и кексы с цукатами, и сандвичи, и крохотные восхитительные пирожные, как раз такие, какие она так любила в детстве. Чай был горячим и крепко заваренным, вот только молоко оказалось странным, козьим, а не коровьим.

— Я ждала вас к обеду, — пожаловалась Орисса.

— Конечно, мне следовало предупредить, послав слугу с извинениями, — сказал ее дядя. — У нас был военный совет.

— Скажите же мне, что происходит? — попросила девушка.

— Мне бы не хотелось огорчать тебя, — уклонился от ответа полковник Гобарт.

— Я бы предпочла знать правду.

— Ну, хорошо. Наша беда, и к тому же очень серьезная беда, в том, что мы отрезаны от всех коммуникаций.

— Так мы не можем послать в Пешавар сообщение, что форт в осаде! — воскликнула Орисса.

— Не можем, — подтвердил ее дядя.

— А почему бы не отправить курьера?

— Уже пытались, — сообщил полковник. — Уходили дважды — один три ночи назад, а другой вчера.

Он замолчал, но Орисса выжидательно смотрела на него.

— Их головы перебросили нам через ограду во время утренних перестрелок.

У Ориссы перехватило дыхание.

— Мы проехали… старший сержант и я, — с трудом проговорила она. — Как же так?

— Мередит считает, — сказал ее дядя, — что везение тут ни при чем. Дело в том, что туземцы морочат нам голову, они пытаются заставить нас поверить в то, что дорога в форт свободна. Они надеются, что мы, желая связаться со штабом, станем посылать людей одного за другим, тем самым ослабляя гарнизон, а если кто-либо из них дойдет, то с чистой совестью доложит, что доступ к форту возможен, поскольку они проехали невредимыми.

Орисса в изумлении взглянула на дядю и медленно промолвила:

— Вы полагаете, что если какие-нибудь военные силы придут… освобождать нас, вы… считаете, что они, пройдя часть пути…

— Да, они попадут в засаду, — закончил за нее полковник Гобарт. — Дорога — это единственный путь в форт, а вести солдат по этой долине сейчас будет верным убийством.

Орисса услышала, как дрогнул голос дяди.

— Тогда что вы можете сделать? — прошептала она.

— Именно это я и хочу понять, — ответил полковник Гобарт.

Вечером она долго не могла уснуть, пытаясь представить, какой выход из этой ситуации предложит майор Мередит, ведь не улетит же он из форта, как птичка, и не прокопает подземный ход, как крот.