«Ну и грим! – удивлялись зрители. – Эти перья прямо как настоящие!»

«Почему бы тебе не перейти в другой цирк, в «терцию» или «секунду»? - спросил как-то раз Рейне. Шельми бросил на него долгий задумчивый взгляд и ничего не ответил, только пожал узкими плечами. Акробат ощутил себя мерзавцем, но всё-таки продолжил: - Ты хороший клоун, от твоих выкрутасов зал смеётся так, что стены дрожат. Зачем тебе мучиться, прятаться от цирполов? Не лучше ли…» Шельми резким взмахом руки прервал его словоизлияния и коротко бросил: «Не лучше». Больше они об этом не говорили.

Сейчас на Шельми из одежды были только широкие парусиновые штаны, подвязанные верёвкой. Оперенье на его спине, плечах и груди поблёскивало в тусклом свете газовых ламп, освещавших коридор; золотые искры играли в тёмно-русых волосах. Рейне, мучимый жаждой, старался лишний раз в его сторону не смотреть, но всё-таки видел краем глаза, что у маленького клоуна три тени. Одна из них всё время норовила оторваться от пола. Расспрашивать людей о тенях было очень неприлично, и всё же паутинному танцору иногда хотелось нарушить приличия…

Скрипнула дверь. Повеяло жасминовыми духами и плохо скрываемой яростью.

- Рейне, - сказала Лерона, хмуря изящные брови и поправляя сползающий с плеча халат, желтый с чёрными узорами. Сразу восемь бессловесных призраков танцевали возле её босых ступней. – Я жду тебя уже час. Ты…

- Мы идём к патрону, - заявил Цыплёнок, глядя на стройную красавицу-акробатку снизу вверх. Перебивать Лерону мог далеко не всякий, но хаотиду позволялось и большее. – Ты, наверное, уже слышишь? Он опять заигрался со своими ножиками.

Бум!

- О-о, - только и проговорила Лерона, выходя в коридор. Её аристократически-бледное лицо приобрело обеспокоенное выражение, все обиды на Рейне забылись. Циркачи артистично изображали ненависть к хозяину, когда тот был трезв и в здравом уме, но самозабвенно жалели, стоило ему в очередной раз «заиграться». Мало кто из них мог признать, что в чувствах к патрону наличествовало нечто родственное. А родителей, как известно, не выбирают.

Рейне был старшим и любимым сыном, со всеми вытекающими последствиями.

В тесном номере пахло сыростью; северную стену покрывали зелёновато-чёрные разводы от наскоро сведённой плесени, хорошо заметные даже в полумраке. Джоссеф Арлин мог бы поселиться в южном крыле «Лунного дома», где условия были лучше, однако он предпочитал жить рядом со своими циркачами. Причина, по которой он никогда не требовал для себя меблированных апартаментов с красивыми обоями или, не дай Безграничность, гобеленами на стенах, была проста: патрон «Цирка скитальцев» не хотел, чтобы ещё кто-то узнал о том, что временами он сходит с ума.

Рейне вошел без стука, аккуратно закрыл дверь – по ту сторону остались Шельми, Лерона, перепуганная секретарша Марика Карат, которой сегодня довелось увидеть своего шефа в невменяемом состоянии впервые за те несколько месяцев, что она работала в «Цирке скитальцев», и ещё несколько цирковых – и даже не шелохнулся, когда короткий метательный нож просвистел мимо его правой щеки и вонзился в обшарпанную деревянную панель на стене. Бум! Звук, не дававший ему спать, рождался именно здесь, в комнате патрона. Джоссеф Арлин в расстегнутой рубашке сидел за колченогим столом у окна – по стёклу, едва пропускавшему свет уличных фонарей, ползал огромный ночной мотылёк – и отрешенно глядел на полупустую бутылку с зелёной этикеткой, по форме напоминающей лист плюща.