Тобиас отправился на завоевание одного класса, Кастро Алвес — на завоевание всего народа. Действительно, его путь был более трудным и требовал большего мужества. Кастро Алвес боролся за то, чтобы тысячи несчастных, у которых не было имени, по праву заняли свое место под солнцем. Выйдя из народа, Тобиас никогда не обращал свой взор на драму рабства, никогда не лелеял безумные мечты о будущем. Он бежал от того, что было там, откуда он пришел. Кастро Алвес отдал свой голос и свое сердце тем, кто был невольником, и его восхождение было более тернистым, более тяжелым.
Но до этого августовского дня, подруга, факультет права, а с ним и город и вся страна ничего не знали о юноше, который услышал зов народа — мощнее любого другого зова, юноше, который прочитал в сердцах невольников и люден с улицы требования освобождения от рабства и призывы к созданию республики. Поговаривали, что он пишет любовные стихи, которые восторженно расхваливали друзья. Но не этого хотели, не об этом просили студенты факультета и народ на площадях. Они хотели видеть человека, который знал бы любовь, но знал бы и свободу, кто воспевал бы женщин, но воспевал бы и толпу, толпу, которая сумела бы заставить его не только нашептывать нежные слова любви, но и выкрикивать слова ненависти и мести.
Стоял август, подруга, и в парадном зале факультета собрались студенты и преподаватели, представители видных семейств провинциальной аристократии, разбогатевшие торговцы, журналисты и поэты.
Здесь были защитники устоявшегося миропорядка и те, кто еще не знали толком, что им нужно, но рвались к чему-то новому.
В мире ширилось стремление к обновлению, рождались новые идеи, новые апостолы распространяли новые учения. В Европе началось брожение умов, народ свергал тирании. «У всякой ночи есть рассвет», — писал Кастро Алвес, и в середине того века люди начали мечтать о рассвете после ночи, в которой жил мир. Студенты волновались, они хотели познать нечто такое, чему их старые правоведы не могли научить. Только человек, который пришел бы из народной среды и понял душу народа, способен был научить студентов познанию жизни.
И вот студенты произносят речи и декламируют стихи. С этого дня, подруга, по обычаю, новички факультета становятся настоящими студентами, первокурсниками: они свободны от преследования со стороны старших — от их насмешек, от мелких унижений. В этот день новичкам дают хартию вольности.
Однако в этом году происходит нечто большее. Весь факультет, все граждане Ресифе, вся Бразилия получают свою хартию вольности. Не только для первокурсников останется памятным этот день. Отныне факультет будет жить, разделяя время на до и после дня, когда Кастро Алвес продекламировал свой «Век». В этот день, подобно чуду, внезапно засиял свет.
Студенты произносят речи, читают стихи. Раздаются одобрительные выкрики, смех, время от времени аплодисменты. Но вот поднимается юноша с бледным лбом, черной шевелюрой, прекрасный, как мечта женщины. Его голос, сильный и вибрирующий, доносится до каждого угла, отзывается в каждом, мозгу и в каждом сердце. Он говорит о веке, в котором слышится столько замечательных голосов; говорит о мире, в котором еще столько тирании. Столько света и мрака!.. Вот что говорит он поначалу застенчивым голосом:
Студенты ждут. Что это за юноша и о чем станет он говорить? И вот он сразу же бросает клич, который всегда будет его любимым словом: свобода! Он говорит, что «как раны у Христа, — кровоточит свобода у распятого поэта». Аудитория внимательно слушает. Этому молодому человеку есть что сказать и, может быть, даже чему научить. Преподаватели права, аристократы и богатые коммерсанты слегка обеспокоены. Конечно, это легкомысленно: Христа, которому так хорошо в алтарях, ставить рядом с таким вредным понятием, как «свобода».
Но вот голос студента возвышается и уже доходит до самой глубины человеческих сердец. |