— Как же вы так, Вячеслав Иванович? — не удержался командированный. Полицмейстер как будто ждал этого:

— А что делать? По штату пятьсот семьдесят девять городовых, а налицо лишь триста девяносто четыре! И околоточных некомплект.

— Почему же люди не идут?

— Денег потому что мало. Грузчик в гавани больше получает.

Желязовский поддакнул полицмейстеру:

— А в сыскном отделении? То же самое. Мой годовой оклад — тысяча рублей. И то лишь потому, что я помощник полицмейстера по должности. А ответственность несоизмеримая. Околоточные надзиратели имеют по триста шестьдесят рублей, а городовые и того меньше. Притом рискуют жизнью под ножами уголовных. Ну какой дурак пойдет? Удивляться надо, что не разбежались!

— Неужели нет никакого добавочного содержания? — усомнился Лыков.

— Есть, — ехидно сообщил пристав. — Губернатор ежегодно выписывает пять тысяч шестьсот семьдесят шесть рублей. Их и делим между собой, чтобы получить те жалкие цифры, что я вам назвал. Аж с восьмидесятого года эта сумма не меняется. Двадцать лет подряд. А преступность за это время выросла втрое!

— Почему?

— Потому, Алексей Николаевич, что население города растет. Сами знаете, что в стране делается, особенно на юге. Как на дрожжах! А в Киеве сложились особые условия. Три года назад Дума начала сразу несколько больших проектов. Связаны они были с речным портом и стоили городской казне огромных денег. Тысячи людей пришли сюда на работу. Просторабочие, землекопы, мостовщики. Не видели, что стало с гаванью?

— Нет, а что?

— Приезжему понять трудно, а киевляне знают: большое и важное дело сделали. Углубили дно в Оболонском заливе, вынутый грунт подсыпали и получили незатопляемый порт. С пакгаузами, пристанями, сухим доком для починки и зимовки пароходов. Раньше там все заливало в половодье.

— Северин Янович, — не удержался Лыков. — Сделали порт, я понял. А при чем тут рост преступности?

— А при том, что эти люди — тут их называют заробитчане — никуда не делись. Потребность в них кончилась, и заработки тоже, а они остались. Да еще богомольцы ежегодно являются сюда в огромных количествах.

— Эти-то чем не угодили?

— А то вы не знаете! Там не одни только божьи люди, там бродяги и всякий темный элемент. Каждый год из Киева уходит меньше паломников, чем пришло. Опять же, кризис в строительстве. Работы нет, пропитания, значит, тоже нет. И все, кто пришел и не ушел, начинают искать другое ремесло. Иногда берутся за нож.

Цихоцкий с другого фланга поддержал обработку приезжего:

— А чайные? Это же беда с ними. Когда городская Дума заметила, что много народа осталось без занятия, решили они устроить на средства благотворителей бесплатные чайные и столовые. Аж десять штук открыли по городу. И что в итоге?

— Что? — удивился Лыков. — Такие есть всюду, хоть в той же Риге.

— Не знаю, как в Риге, а у нас чайные стали рассадником зла. Лентяи и бездельники устроили в них клубы. Места они больше не ищут, а сбиваются в банды и обдумывают свои преступные замыслы. Прислуга с ними в сговоре и всегда готова купить покражу.

— Есть еще пригородные слободы, — опять встрял Желязовский. Питерец понял, что перед ним разыгрывают спектакль и роли заранее распределены. — Город растет не только численно, а еще и вширь. В последние несколько лет к Киеву присоединены Шулявка, Куреневка и Лукьяновка. Вот-вот добавят Демиевку и Соломенку. К городу тяготеют и левобережные слободы. А штаты полиции и размер содержания неизменны со времен Александра Второго.

— Вы бы там, в Петербурге, замолвили слово, Алексей Николаевич, — просительным голосом изрек полицмейстер.