Ираклий последней вспышкой сознания выбросил из разбитого окна один из «глушаков», сел на пол, потом лег и перевернулся на спину. Голова кружилась все сильней, но он все же смог мысленно произнести мантру, останавливающую кровотечение. Произнося последние слова мантры: лунг-гом ин-ё-до, — он почувствовал умиротворение и заставил глаза остаться открытыми. Сознание померкло…

Когда в помещение заглянул телохранитель Дубневича, он увидел три неподвижных окровавленных тела, подержал их под дулом автомата и отступил в коридор.

— Трупы, товарищ полковник.

В комнату, тяжело ступая, вошел Дубневич с бледным землистым лицом, еще не полностью пришедший в себя после укола, снимающего психическую блокаду от разряда «глушака». Постоял над лежащим навзничь с открытыми глазами Федотовым, сплюнул.

— Их здесь трое. Где остальные?

— Ушли через чердак на крышу, там их и сняли.

— Хорошо. Убираемся отсюда.

— Там милиция подъехала…

— Я сейчас спущусь.

— А их куда?

— Вот милиция и похоронит. — Дубневич помял лицо ладонями, все еще глядя на умиротворенное лицо магистра Ордена чести, покачал головой. — Ах, полковник, полковник, ну почему ты был таким несговорчивым? Что я теперь предъявлю Джехангиру? — Он вышел из служебной комнаты. — Сколько человек мы потеряли?

— Двоих, Чешко и Громова, товарищ полковник. Еще пятеро попали под «глушак», но уже отходят.

— По машинам. Поедем на Мальцева, а потом на Воропаева…

Стуча ботинками, спецназ Дубневича покинул офис Ордена чести, унося погибших ликвидаторов. На короткое время в Доме культуры установилась тишина, лишь снаружи доносились возбужденные голоса да ворчали двигатели нескольких автомашин.

Федотов зашевелился, моргнул дважды, слезами промывая глаза, повернул голову и встретил затуманенный взгляд Корнеева.

— У нас всего две минуты, командир, сейчас сюда заявится доблестная жуковская милиция.

— Я думал, тебя убили.

— Хрен меня убьешь одной пулей! Череп крепкий, а вместо мозгов одна кость.

— Тогда все в порядке. Помоги-ка…

Майор с залитым кровью лицом — пуля пропахала голову прямо надо лбом и вырвала длинную полоску кожи с волосами, сделав аккуратный пробор, — помог Ираклию встать, и они, ковыляя, поддерживая друг друга, кое-как добрались до запасного выхода с сорванной дверью. Сошли по лестнице вниз, пересекли холл и затаились в туалете на первом этаже.

Суматоха возле Дома культуры несколько улеглась, но прибывший по тревоге отряд ОМОНа и сотрудники милиции продолжали носиться вверх и вниз по двум лестницам, бухая ботинками и сапогами, таскали тела погибших охранников Ордена, обыскивали помещения на втором этаже, потом на первом, однако в туалет с табличкой «не работает» заглянуть так и не удосужились.

К двенадцати часам ночи шум стал стихать. Забрав трупы, омоновцы опечатали офис Ордена и удалились. Еще некоторое время слышались голоса примчавшихся на выстрелы владельцев других офисов, арендующих помещения на первом этаже ДК, затем все окончательно стихло. Домом культуры завладела мрачная, пропитанная пороховой гарью тишина.

— Уходим, — шепнул Корнеев. — Я открыл окно.

— Подожди, — отозвался Ираклий, все это время просидевший у стены в позе горы и пытавшийся подпитаться энергией с помощью медитационной техники лунг-гом; кровотечение из ран ему удалось остановить давно, однако вынуть пулю из плеча и заштопать дырки в шее и плече усилием воли он не мог. — Поищи пистолет…

— На кой черт тебе сейчас пистолет?! У меня есть…

— Это пси-генератор… я выбросил его из окна служебки, сориентируйся, куда он мог упасть.