Память бизнесмена, привыкшего
держать в голове содержание множества договоров и контрактов, официальных и приватных бесед и встреч вплоть до неважных, на первый взгляд,
деталей услужливо вытолкнула нужное воспоминание.
Шла вторая неделя их с Машей медового месяца. Личная яхта Шрецкого, больше похожая на океанский лайнер, каковым она, по сути, и являлась,
сделала остановку на Сейшельских островах. Лет двадцать назад он купил себе один из небольших островков этого архипелага и устроил там одну из
своих летних резиденций. Белоснежный мраморный дворец смотрел из буйства тропических джунглей прямо в океан, словно ослепительно белая жемчужина
выглядывала из раскрытых створок сочно-зелёной раковины. Огромный коралловый риф, переливаясь яркими красными, жёлтыми, коричневыми и оранжевыми
красками, простирался далеко в изумрудно-зелёное море, которое в полдень сверкало почти так же сильно, как Машины глаза. Она с первого взгляда
влюбилась в это место и целый час щёлкала новеньким, недавно подарённым голограмматором.
— Я хочу отправить родителям голограммки! — сообщила она, захлёбываясь от восторга, — можно, любимый?
Шрецкий улыбнулся.
— ну конечно можно, дорогая. Вот же коммуникатор, Интернет через спутник круглый год! — засмеялся он. — Адрес помнишь?
— Наш домашний компьютер голограммы не примет. Коммуникатор есть только у папы на работе. У меня записан номер! — Маша достала из лежащей на
столике сумочки маленький красный дамский бумажник и начала усердно копаться в его кармашках, где обнаружилось немало различных бумажек и
второпях сделанных пометок. Периодически Маша доставала какой-нибудь клочок и с удивлением произносила что-то вроде: «Ой! А это что?» и
продолжала поиски. Шрецкий, глядя на это, не мог сдержать улыбки. Наконец нужный номер был найден, и Маша с видом Бонапарта, только что
покорившего Европу, бросила бумажник на столик и принялась за коммуникатор. При этом она сосредоточенно хмурила брови и совсем по-детски
надувала пухлые губки. Видимо, задача перед ней стояла не из лёгких. Эта картина умиляла Шрецкого просто до глубины души. Он смотрел на жену и
продолжал счастливо улыбаться.
— Не смотри на меня, ты меня смущаешь! — Заявила Маша. — У меня никогда раньше не было коммуникатора.
— Может, тебе помочь?
— Нет! Я сама! — Маша показала ему язычок. — А ты не смотри, не мешай! — повторила она, сверкнув изумрудными глазищами, и снова погрузилась в
исследовательский процесс.
Шрецкий выдал короткий смешок, оставшийся без ответа. Он перевёл взгляд на стол и протянул руку к её бумажнику.
— Можно взглянуть?
— Ага! — разрешила Маша, не отрываясь от коммуникатора.
Бумажник был видавшим виды. Изрядно потёртым, служившим уже далеко не первый год.
— Материна вещица? — Догадался Шрецкий.
— Угу.
Он раскрыл бумажник. Куча маленьких кармашков, забитых кучей маленьких бумажек...
В пустом раскладывающемся прозрачном пластиковом кармане в самом углу одиноко лежала маленькая чёрно-белая фотография «три на четыре»,
стандартное фото на документы. На нём был коротко стриженный крепкий парень лет тридцати с небольшим в камуфлированной форме войск специального
назначения. Тёмные глаза смотрели прямо в объектив, из-за чего складывалось ощущение, что человек с фото смотрит прямо на тебя.
— Отдай, пожалуйста, — Маша стояла рядом, протянув руку. Изумрудные глаза потемнели, в их уголках собралась влага.
— Кто это? — Шрецкий отдал бумажник. — Это твой любимый человек? — Он вдруг понял, что их роман развивался настолько легко и стремительно, что
никогда раньше подобного вопроса не задавалось. |