|
По мере того как эта маленькая зловещая группка исчезала в недрах Обезьяньего дома, сердце Катрин все тревожнее билось под ее черным шерстяным корсажем. Она вдруг испугалась, что увидит Гарэна, выходящего из дома посреди когорты лучников, - живого! Перед зданием уже стояла огромная белая ломовая лошадь, волочащая за собой что-то вроде грубо сколоченной деревянной решетки. Это были салазки, к которым надлежало привязать осужденного, чтобы протащить его через город, и их появление было встречено в толпе гулом удовлетворения... Прошло несколько минут, показавшихся Катрин вечностью. Она скорее почувствовала, чем увидела, что рядом с ней стоят Эрменгарда и Сара. Снаружи раздался ропот удивления, быстро перешедший в возмущенный рев. Жозеф Блени снова появился перед домом, таща в руках длинное белое тело, полностью обнаженное, за исключением куска рваной материи, обвязанной вокруг бедер и сбросил это безжизненное тело на салазки. Это был Гарэн, и Катрин пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы не зарыдать в голос. - Он мертв, - сказала Сара сзади нее. Да, то, что палач так тщательно привязывал к салазкам было только трупом - толпа не ошиблась. Это и вызвало в ней ярость и разочарование. Мало интересного было в том, чтобы видеть, как вешают мертвое тело... Три женщины медленно перекрестились. Вдруг Сара вздрогнула. - О! Смотрите! - закричала она, указывая на вход в Обезьяний дом. Два лучника только вышли оттуда, неся на руках большое безжизненное тело человека, в котором Катрин, к своему изумлению, узнала тюремщика Руссо. Она моментально поняла, что случилось. Руссо, как и обещал, дал Гарэну отравленное вино, но из жадности не смог отказаться от того, чтобы попробовать его самому. Он дорого заплатил за свое обжорство. - Он тоже мертв, - сказала Катрин. И услышала, как где-то за ее спиной Абу-аль-Хайр тихо сказал: - Что ж, тем лучше. Теперь мы знаем, что он не заговорит. Но Катрин не слушала. Она следила за Жозефом Блени. Палач кончил привязывать тело к салазкам и, взяв в руку поводья, огрел лошадь кнутом. Та двинулась вперед, и толпа расступилась, освобождая ей путь. Салазки затряслись и поехали по жирной дорожной грязи; бледное тело начало покрываться брызгами и пятнами грязи. С концов салазок свисали ноги и голова. Внезапно дождь усилился, и все цвета и очертания размылись, утратив четкость. Катрин, стоя у окна, сквозь туман слез смотрела, как труп государственного казначея, хранителя сокровищ, которого каприз соединил с нею и которого смерть освободила от его безнадежной любви, уносится от нее под насмешки и оскорбления толпы. Часть II ЖАННА 1428 г. Глава десятая МИССИЯ ЯНА ВАН ЭЙКА Стояла осень, и старые деревья со свисающими над черной водой канала ветвями были покрыты золотом и багрянцем. Солнечные лучи ласкали остроконечные крыши и разноцветные фронтоны домов в Брюгге. Несмотря на солнце, было прохладно и все окна были закрыты. Над каждой трубой вился дымок, бледно-серые завитки его таяли, достигая облаков, плывущих по бледно-голубому небу. Резкий ветер срывал с деревьев листья и разбрасывал их по темной воде. Приближалось зимнее безмолвие... Как и во всех жилищах, в доме Катрин был зажжен огонь. Языки пламени весело прыгали в высоком каменном камине просторной комнаты, где сидели Катрин и художник. К этому моменту Катрин позировала ван Эйку уже два часа и начала уставать. У нее онемели руки и ноги. Незаметно для нее выражение ее лица стало напряженным, и художник заметил это. |
