— Ваши лета? — спросил сторож.

— Тридцать семь лет и девять месяцев, — отвечала королева.

Ришар принялся записывать, потом составил приметы и кончил обычными словами и особым замечанием.

— Хорошо, теперь все, — сказал тюремщик.

— Куда отвести узницу? — спросил конвойный.

Ришар снова понюхал табак и посмотрел на жену.

— Нас не предупредили, — отвечала женщина, — право не знаем!

— Поискать, — сказал бригадир.

— Комната совета совсем пустая, — заметила женщина.

— Ну, она очень велика, — пробормотал Ришар.

— Тем лучше; в ней легко будет поместить караул.

— Ладно, пусть будет комната совета, — сказал Ришар. — Но только в ней нельзя теперь жить — нет постели.

— Правда твоя, — отвечала женщина, — мне и не пришло в голову.

— Ну что ж, — сказал один из жандармов, — постель можно поставить и завтра: ночь пройдет скоро.

— Впрочем, гражданка может переночевать в нашей комнате, не правда ли? — спросила Ришар, обращаясь к мужу.

— А мы-то куда же? — заметил тюремщик.

— А мы не будем ложиться; ведь гражданин жандарм сказал, что ночь пройдет скоро.

— В таком случае, — сказал Ришар, — отведите гражданку в нашу комнату.

— А вы покуда приготовите квитанцию, так ли?

— Как вернетесь, будет готова.

Ришар взяла со стола свечу и пошла впереди.

Мария-Антуанетта пошла за нею, не говоря ни слова, спокойная и бледная, как всегда; два тюремщика, которым Ришар подала знак, замкнули шествие. Королеве показали постель, на которую Ришар тотчас же постелила чистое белье. Тюремщики стали у выходов. Потом дверь замкнулась на два оборота ключа, и Мария-Антуанетта осталась одна.

Как провела она эту ночь, никто не знает, потому что она провела ее лицом к лицу с богом. Только на следующий день королеву привели в палату совета — продолговатый четырехугольник, двери которого выходили в коридор Консьержери и который разделялся во всю длину перегородкой, не доходившей до потолка.

Одно из отделений было назначено для караула, другое для королевы. Каждая из двух келий освещалась окном с толстой железной решеткой. Ширмы, заменявшие дверь, отделяли королеву от ее сторожей и заменяли промежуток между комнатами. Пол был кирпичный; стены были когда-то украшены деревянной вызолоченной рамкой, на которой еще висели лохмотья обоев, усеянных лилиями. Меблировка королевской темницы ограничивалась постелью, поставленной напротив окна, и парой стульев.

Войдя в комнату, королева попросила, чтобы принесли ее книгу и работу. Ей принесли «Revolutions d’Angleterre», которую она начала читать еще в Тампле, «Voyages du Jeune Anacharsis» и ее вышивание.

Жандармы расположились в соседней келье. История сохранила их имена, как поступает она с самыми низкими существами, которых жребий связал с великими катастрофами и которые крадут у них луч света.

Жандармов эти звали Дюшен и Жильбер.

Коммуна нарочно выбрала этих людей, считая их самыми усердными патриотами, и они должны были оставаться бессменно у кельи Марии-Антуанетты до исполнения приговора. Коммуна надеялась таким образом устранить разные беспорядки, почти неизбежные при частой смене караула, и возложила на этих стражей ужасную ответственность.

Королева в первый же день узнала об этой мере из разговора этих двух стражей, которые говорили обо всем громко, не стесняясь ее, разве что какое-нибудь особенное обстоятельство не заставляло их понижать голос, и почувствовала одновременно и радость и беспокойство: если, с одной стороны, люди эти были самые надежные — за эту верность и выбрали их, — то, с другой стороны, размышляла королева, друзьям ее удобнее будет подкупить двух и постоянных сторожей, нежели сотню незнакомцев, наряжаемых в караул случайно и сменяющихся ежедневно.