— Подумаешь, что вы это из зависти говорите, Моран, и что, не видав никогда ни короля, ни королевы, вы не хотите, чтобы и другие их видели. Ну, полноте рассуждать, будьте нашим спутником.

— Я! О, нет!..

— Теперь уже не гражданка Диксмер желает войти в Тампль, а я прошу ее и вас прийти и скрасить одиночество несчастного узника. Надо сказать, что, когда за мной запрут ворота, к счастью, только на 24 часа, я становлюсь таким же пленником, как король или принцессы крови. Приходите же, умоляю вас.

— Ну, Моран, — сказала Женевьева, — проводите же меня.

— Это будет потерянный день, — сказал Моран.

— Так и я не пойду, — прибавила Женевьева.

— Почему же? — спросил Моран.

— Боже мой, очень просто, — сказала Женевьева, — потому что я не уверена, что муж пойдет со мной и что если вы не возьметесь быть моим провожатым, вы, человек рассудительный, человек тридцати восьми лет, то во мне недостанет смелости пройти мимо артиллеристов, егерей и гренадер и просить свидания с муниципалом, который только тремя или четырьмя годами старше меня.

— В таком случае, гражданин, — сказал Морис Морану, — если вы обыкновенный смертный, пожертвуйте половиной дня жене вашего друга.

— Извольте! — сказал Моран.

— Теперь, — подхватил Морис, — я у вас только одного прошу — это скромности. Само посещение Тампля навлекает подозрение. Если затем последует какой-нибудь несчастный случай, всем нам неизбежно предстоит потерять голову на плахе. Якобинцы не шутят, черт возьми! Вы, кажется, слышали, как они обошлись с жирондистами?

— Тьфу, пропасть, — сказал Моран, — надо принять во внимание все, что говорит гражданин Морис. Такой способ окончить торговые занятия мне совсем не по нутру.

— Разве вы не слыхали, — с улыбкой подхватила Женевьева, — что гражданин Морис сказал «всем нам»?

— Ну, что же, что «всем»!

— Всем нам вместе.

— Да, — проговорил Моран, — общество весьма приятное, но я охотнее соглашусь, моя сентиментальная красавица, пожить в вашем обществе, нежели умереть.

«Кой черт, где же была моя голова, — подумал Морис, — когда я воображал, что этот человек влюблен в Женевьеву?»

— Так решено, — ответила Женевьева. — Моран, я к вам обращаюсь, к вам, рассеянному, к вам, вечно задумчивому. Стало быть, в будущий четверг. Не вздумайте в среду вечером начать какой-нибудь химический опыт, который задержит вас на двадцать четыре часа, как это бывает с вами.

— Будьте покойны, — сказал Моран, — притом же вы мне накануне напомните.

Женевьева встала из-за стола, Морис последовал ее примеру. Не отстал бы от них и Моран, но один из мастеровых принес химику небольшой пузырек со спиртом, который и привлек все его внимание.

— Уйдем скорей, — сказал Морис, увлекая Женевьеву.

— О, успокойтесь, — молвила Женевьева, — это займет всего часа два.

И молодая женщина протянула ему свою руку, которую он сжал в своих.

Она раскаивалась в своих ухищрениях и счастьем платила ему за это раскаяние.

— Видите ли, — сказала она, прохаживаясь по саду и указывая Морису на пунцовые гвоздики, которые вынесли на воздух, чтоб их оживить.