– В первой, у Алика Малиновского.

– Так что, у него некому сделать рабочие чертежи столярных изделий?

– Понимаешь, в чем дело: здесь есть такие тонкости, которые я никому не доверяю. Я должен сделать это сам, иначе потом придется переделывать.

В этом был он весь.

Во время последнего крушения Академии в Союзе архитекторов проводился пленум с самобичеванием. На нем выступила архитектор Синицына и обвинила во всем архитектурную критику – специалистов по теории архитектуры. Она вышла с трибуны, подошла к краю сцены, воздела руки и провозгласила:

– Нет у нас еще, товарищи, своих Станиславских!

– Станиславский есть, – раздался крик из зала. – Он сейчас просто в командировке в Днепропетровске. В понедельник вернется.

ВПЕРЕД! В НАУКУ!

В это неспокойное для архитекторов время приятели стали наседать на меня: «Пора, мол, поступать в аспирантуру, пора двигать архитектурную науку вбок, ибо вперед мы не сможем, да и назад не дадут». Ну что ж, аспирантура, так аспирантура. Стаж уже был вполне достаточным. Но куда? Академии уже не было, и я решил попытать счастья в родном КИСИ.

Расклад такой: 2 места, 4 претендента. Я был единственным, кто сдал на все пятерки. Иду спокойно за результатами. Оказывается, что принято двое других, с тройками. Ничего не могу понять – иду к ректору Калишуку. Он встречает меня ласково, долго жмет руку и говорит вкрадчивым голосом:

– Понимаете, в чем дело, – при этом он смотрит вбок. – У нас для вас нет настоящего руководителя. У вашего отца есть аспиранты, а других хороших руководителей у нас, к сожалению, нет. Не можем же мы вас направить к собственному отцу.

– Почему? Мы с ним в хороших отношениях.

– Ну, знаете ли, так не полагается.

– А почему же меня сразу не предупредили, до экзаменов?

– Это вина нашего руководства аспирантурой. Не волнуйтесь, их за это накажут.

– Я за них не волнуюсь, я за себя волнуюсь. Возьмите кого нибудь по совместительству. Есть масса специалистов из бывшей Академии.

– У нас нет на это денег. Но, знаете, мне в голову пришла идея! Обратитесь к заместителю министра высшего и среднего специального образования. Он очень душевный человек. Он нам кого нибудь порекомендует в руководители, и мы вас примем.

Я отправился на Крещатик на прием к душевному человеку, заседавшему рядом с магазином «Фарфор, фаянс». Я записался на прием к заместителю министра. Встретил он меня не менее радушно. Когда я изложил ему суть дела, он был неподдельно возмущен.

– Бюрократы! Какой абсурд! Какая некомпетентность!!! Да этого просто не может быть! Чтобы сын из за отца не мог заниматься наукой. И вы говорите, все пятерки?! Да они что, с ума сошли?! Выйдите, пожалуйста, из кабинета, я должен серьезно поговорить с Калишуком по телефону.

Я засел в приемной. Минут через двадцать появилась секретарша и сообщила:

– Ваш вопрос решен. Поезжайте к Калишуку.

В приподнятом настроении я ворвался в приемную Калишука. Когда он меня принял, он говорил еще более сладким голосом.

– Хорошо, что вы зашли. А я вот недавно беседовал с заместителем министра специально о вас. И знаете, что мы решили – приходите поступать на будущий год, мы вам будем очень рады и постараемся придумать что нибудь с руководителем.

Я опять бросился в министерство. Секретарша встретила меня во всеоружии:

– Заместитель министра в курсе ваших дел. Но сейчас он перегружен и не сможет вас принять в ближайшие дни. Кроме того, кандидатуры аспирантов уже утверждены.

Круг замкнулся. С антисемитизмом мне приходилось встречаться довольно часто. Но такого откровенного государственного антисемитизма я не ожидал. Архитекторы ощущали это меньше, чем другие деятели культуры.