– Зря ты так, винтик болтик, – укоризненно покачал головой командир. – Реформы не при чем – за любой из них стоят конкретные деятели. Их и матери – разрешаю.

– Толку в такой матерщине! – не унимался механик. – Стравливание пара. Принесешь домой, так называемое, денежное содержание – на три посещения рынка. На полмесяца хватает, потом – зубы на полку.

– Не хнычь, болтик винтик, у всех – так.

Помолчали. Дождь не прекращался, наоборот – усилился.

– Что повезем? – не унимался механик. – Презервативы или гробы?

– Точно не знаю. Слышал, какой то спецгруз – для антитеррористических парней. Десантников… Впрочем, какая разница – приказ есть приказ. Наверху знают. Наше дело – извозчьчье.

С некоторых пор в авиагарнизоне грустные и злые беседы начинаются и заканчиваются на одной ноте. Выдадут ли денежки, как прокормить семью, как уцелеть при очередном полете на Кавказ?

Утихнувшая было пару лет назад чеченская бойня оказалась разминкой перед новой, еще более кровавой войной. Кавказ бурлил на подобии котла с водой, поставленным на огонь. Правда, в обвале горестей это не вызвало ни эйфории, ни упадка. Работала внедренная армейская привычка: приказывают – выполняй. Без огрызаний и причитаний. Начальство знает, что делает, ему видней – обычные словосочетания, призванные успокоить бушующие страсти.

Командир пожал плечами. Словно поежился. Устало повторил.

– Сказали: спецгруз для десантников…

– Спецгруз спецрейсом… Звучит похоронной симфонией… Ящики с очередными мирными предложениями или контейнеры с ультиматумами… До чего же надоела мышинная возня с примесью крови! И чего таятся, сказали бы честно – прихватил бы с собой в ад… кой кого из вышестоящих. Незаменимых и сверхлюбимых, всенародно избранных и гарантов…

– Вот что, трепач, попридержи язык, как бы не отщипнули, – равнодушно, больше по обязанности, нежели от сердца, прикрикнул командир, оглядев пустующую бетонку. – Разболтались все – сил нет!

– Так демократия же, полный мешок свобод…

– Кому сказано, умолкни! Наше дело – петушинное: кукарекать. А рассветет либо нет – про то наверху знают… Гляди, кажется, по нашу душу.

Разбрызгивая лужи, к траспортнику торопился мощный грузовик с кузовом, покрытым брезентовым тентом. Следом, отстав метров на двести – черная «волга».

– Действительно, спецгруз, – выразительно сплюнул механик. – В сопровождении начальства… Разреши, командир, пойду проверю готовность?

Похоже, разговорчивому бортмеханику не хотелось встречаться с высоким начальством из черного лимузина. Дождавшись разрещающего кивка командира, он проворно нырнул под брюхо самолета и с преувеличенным вниманием принялся оглядывать его поверхность. Давно изученную и провереную.

Черная «волга» остановилась поодаль. Из нее никто не вышел. Зато грузовик подкатил к аппарели. С подножки спрыгнул молоденький старший лейтенант. Не будь на плечах погон – максимум восьмиклассник. Над верхней губой – легкий пущок, на щеках – детский румянец. Короче – ребенок, пачкающий пеленки.

Значит, в легковушке – не начальство, если бы оно – непременно вышли бы, окатили наставлениями и инструкциями. Интересно, кто сидит в «волге», почему остановились, не доезжая до транспортника?

– Разрешите, товарищ майор?

– Жми, старлей, там тебя привяжут…

Грузовик медленно, нащупывая дорогу, вполз по аппарели в грузовое отделение самолета. Там его привязали, «расчалили». Спрыгнувший на бетонку механик, не глядя в сторону черной «волги», доложил: полный порядок, можно взлетать.