Злобные страусы возмущенно закаркали на людей, глядя вверх с ненавистью и злобой. Повеяло чем-то липким и холодным - в глазах клювастых монстров было слишком много выражения, слишком много смысла. Они выказывали эмоции, обещающие скорую и жестокую расправу. Птицы хорошо запомнили лица ребят и уже никогда не забудут их. По крайне мере, пока не убьют их.

Чудовища роились внизу, вытаптывая крохотную круглую полянку и прибывая в числе. Ребята тем временем устраивались на широких ветвях дуба. Кирилл без труда узнал характерные листья и, конечно же, желуди. Точь-в-точь такой же дуб рос у него во дворе, в бесконечно далеком Крулевце. Вроде бы и мелочь, а успокаивает. Значит, не все в этом месте чужое и странное. И опасное.

Наконец-то можно было отдышаться, оглядеться. Смотреть было особо не на что - покрытая высокой травой равнина тянулась далеко, и только на западной стороне, куда клонилось солнце, она вскоре переходила в серую холмистую пустошь, поросшую редким ковылем и полынью. Пожалуй, именно туда и следует держать путь, потому как во всех прочих направлениях полю конца-края было не видать.

- Кто это, говоришь? - спросил Кирилл Милана, наблюдая за тем, как огромные птицы суетятся возле лежащего без движения птенца.

Арсентий так жадно обхватил ствол дерева, словно боялся, что толстенный сук под его костлявой задницей может треснуть и отправить незадачливого древолаза вниз, где его ждали. Страх Сени можно понять - это ведь он сейчас отшвырнул птенца, возможно, переломав ему остатки костей. Не исключено, что твари видели это, и тогда он у них будет на особом счету.

- Келенкены, - отозвался серб, с любопытством рассматривая цветастых чудищ. - Всегда любил птиц. Прочел тонны литературы, и надо же, хоть где-то пригодилось...

- Точно! Раз мы знаем их название, значит, нам больше ничто не угрожает, - Арсентий попытался съязвить дребезжащим голоском. Он весь блестел от пота. Пальцы утопали в текстуре коры, виднелись только бледные костяшки пальцев.

- Ну, как минимум я могу сказать, что мы находимся в кайнозое, и динозавров здесь не будет, - добродушно ухмыльнулся Милан, быстро пришедший в себя. - Предположительно, средний миоцен, территория - что-то вроде нашей Южной Америки, Патагонии, если быть точнее. Но утверждать ничего нельзя, это ведь другой мир...

Келенкены сбавили тон и, кажется, временно забыли о людях. Они с тревогой заворковали над птенцом, потолклись еще немного и начали отступать. С малышом осталась только одна птица.

С закрытыми глазами она водила по раненому боку маленького чудика своим клювищем и мягко, приглушенно курлыкала.

- Самка, - тихонько прошептал Милан. - Должно быть, мать.

- Спасибо, капитан.

Кирилл нетерпеливо цыкнул, заставив Арсентия заткнуться. Он подумал, что, если люди теперь затихнут и скроются за листвой, птицы постепенно разойдутся по своим делам и освободят путь.

Произошло невероятное. Птенец открыл-таки глаза - большие, ясные, янтарные. Он сразу попытался встать, и самка бросилась помогать. Она ловко подтолкнула его огромной головой ровно с такой силой, какая требовалась, чтобы птенец обрел неуверенное равновесие. Его мотало из стороны в сторону, как пьяного, а слабые после "отключки" лапки так и норовили подогнуться.

Птенец тихо и тонко попискивал от боли, туповато таращась вперед. Кирилл не знал, насколько серьезная рана у малыша, но шагать он худо-бедно мог.

Видя успехи птенца, раздавшиеся в стороны птицы воодушевленно защелкали клювами - клак, клак, клак! Среди них Кирилл заметил еще двух недорослей - один такой же маленький, как и раненый, а второй повыше, с худой шеей. На его бурых перьях местами виднелись красноватые вкрапления, что придавало неряшливый вид и говорило о скором переходе во взрослую команду.

Юный келенкен покинул поляну, и трава мгновенно скрыла его вместе с заботливой матерью. Неторопливо потянулись и все остальные, косо посматривая на засевших в дубовой кроне людей.