Пока уполномоченные судьи вновь собирались в Расписной палате, чтобы сделать последние поправки к обвинению, король уже выехал из Сент-Джеймсского дворца. Полковник Томлинсон, отвечавший за его безопасность, не стал рисковать: Карл был доставлен в закрытом портшезе, одолженном для такого случая у графа Пембрука. Со всех сторон он был окружен пешими солдатами, маршировавшими в сомкнутых рядах. Короля нельзя было ни увидеть, ни приблизиться к нему. Томлинсон избегал, насколько возможно, узких или застроенных мест, где преграда или засада могли способствовать его спасению. Карла пронесли через парк у Сент-Джеймсского дворца, хаотично застроенную территорию дворца Уайтхолл прямо к реке, где возле лестницы, спускавшейся из сада, его ожидала баржа. Старый дворцовый слуга Джон Генри из Уэльса жил в доме, примыкавшем к лестнице, и содержал ее в порядке. Он стоял у дверей своего дома вместе со своим 17-летним сыном, чтобы посмотреть, как мимо пройдет король, и когда Карл сошел с портшеза и направился к барже, то узнал слугу: «Ты еще жив?» Это был единственный светлый момент его путешествия от закрытого со всех сторон портшеза до баржи с занавешенными окнами, стоявшей на реке.

Вверх по Темзе его провезли полмили, минуя Вестминстерскую лестницу и обычное место высадки в Вестминстер-Холл, до частной пристани у дома сэра Роберта Коттона. На протяжении всего пути вдоль берегов из лодок наблюдали любопытные зрители за проплывающей мимо крытой баржей, впереди и позади которой шли открытые лодки, битком набитые солдатами. Сойдя на берег, Карл прошел между рядами солдат через скованный морозом сад к хорошо охраняемому и благоустроенному дому, который должен был стать его тюрьмой на время суда. Власть полковника Томлинсона распространялась и на дом Коттона. Ответственность за королевскую особу во время суда переходила на полковника Фрэнсиса Хакера и полковника Ханкса со странным именем Геркулес. Короля по-прежнему сопровождали его слуги: Томас Герберт, джентльмен-помощник, и трое или четверо слуг более низкого ранга, включая Джона Джойнера, главного повара, который находился у него на службе до войны, но с ее началом сражался в парламентских войсках и поднялся в звании до капитана.

В доме лорда Коттона поспешно готовили большие комнаты, которые должны были стать королевскими спальней и столовой. И опять, как и в других случаях, сохранившиеся члены королевского двора мирного времени были готовы исполнять любые усеченные ритуалы, которые распорядился бы соблюдать парламент. Йомен Клемент Киннерсли, хранитель гардероба, который не следовал за королем на войнах, подготавливал и Холмби, и Хэмптон-Корт для приема короля и теперь отвечал за приготовления в доме Коттона. Здесь Карла охраняли с большим рвением, чем в Сент-Джеймсском или Виндзорском дворцах. Ни Ханкс, ни Хакер не обладали ни воспитанием, ни хорошими манерами, которые отличали Томлинсона; они позволяли солдатам, находившимся под их командованием, вести себя шумно, не обращая внимания на окружающих; несколько солдат всегда находились за дверями комнаты короля и имели разрешение открывать дверь и следить за ним в любое время. Они курили и разговаривали без умолку, находясь на службе, и не получили приказа снимать головной убор в присутствии короля или демонстрировать какие-то знаки уважения.

Тем временем в Расписной палате 58 уполномоченных вместе с председательствующим Брэдшоу проводили заключительное закрытое заседание с целью обсуждения последних приготовлений. Много лет спустя один роялист утверждал, что он спрятался в комнате заседаний и видел, как лицо Кромвеля «стало белым, как стена», когда он увидел из окна короля, который шел через сад дома сэра Коттона. Он слышал, как Кромвель спросил, что они скажут, если король спросит, по какому праву они привели его на суд, и Генри Мартен ответил: «Именем собравшейся палаты общин и именем всех добропорядочных людей Англии».