Чрезмерно оправдывая себя и решив любой ценой помешать королю снова заговорить, лорд-председатель поспешил закончить свою речь, объявил короля виновным и распорядился озвучить приговор. Секретарь – вероятно, это был Эндрю Бротон – зачитал формулировку, с которой согласились все судьи, коротко резюмировав назначение суда, обвинение и ход суда, и в конце огласил приговор: «Вышеуказанного Карла Стюарта, как тирана, изменника, убийцу и врага народа, казнить путем отсечения головы».

В конце чтения судьи встали, обозначив этим свое согласие.

Король, выслушавший все спокойно, теперь заговорил: «Вы выслушаете меня, сэр?»

Брэдшоу не ожидал этой просьбы. Подсудимый, осужденный на смерть, был уже с точки зрения закона мертв и не мог говорить в суде. Он так хорошо это знал, что ему не приходило в голову, что подсудимый об этом не знает. Но король, как он сам сказал, не был обычным подсудимым. «Суд не должен вас выслушивать после оглашения приговора», – ответил Брэдшоу и приказал охране увести его.

Резкий отказ привел короля в смятение. Он не верил, что суд над ним закончится так грубо и жестоко. Все это время он был убежден, что после приговора ему позволят высказаться. Теперь внезапно увидел, что его последний шанс упущен: приговор вынесен, и он осужден как виновный просто по умолчанию. Карл не мог поверить этой чудовищной несправедливости.

«Я могу говорить после оглашения приговора, – все же начал он. – С вашего позволения, сэр, я могу говорить в любом случае. – Затем по мере нарастания своего волнения, так как охрана стала смыкаться вокруг него, выкрикнул: – С вашего позволения, остановитесь! Приговор, сэр, – я говорю, что… – Охрана окружила короля со всех сторон, готовая увести его силой. И тогда он нашел в себе силы для последнего слова: – Мне не позволено говорить: какое же правосудие ожидает других людей?..»

Когда короля выводили из зала, его слуга Джон Джойнер услышал, что полковник Акстелл дал своим людям сигнал кричать, и поэтому Карл вышел под крики: «Казнить! Справедливости! Казнить!» – «Несчастные создания, – сказал король с улыбкой, – за шесть пенсов они скажут это и в адрес своих собственных командиров».

Узкие коридоры по пути назад были плотно заполнены враждебно настроенными солдатами, некоторые из них выдували ему дым в лицо, когда он проходил мимо. На этот раз его отвели не в дом Коттона, а доставили в Уайтхолл в закрытом паланкине. На улицах и в окнах домов было полно зрителей, но они даже мельком не могли увидеть короля. Лишь когда он сделал несколько шагов по дворцовому саду, то увидел плачущего старого слугу. «Вы можете запретить им служить мне, – сказал король, – но не можете запретить плакать».

Тем временем толпы людей из зала суда разошлись, и судьи вернулись в Расписную палату. Джон Даунс, подгоняемый то ли любопытством, то ли страхом, присоединился к ним. Но вопрос, который они сейчас должны были решить, был коротким: они должны были просто назначить несколько человек из числа судей, чтобы «определить время и место приведения приговора королю в исполнение». Были выбраны пятеро военных: сэр Хардресс Уоллер, полковники Харрисон, Дин и Оки и генеральный комиссар Айртон.

После этого судьи отложили заседания до утра понедельника из-за наступления выходных дней для своих благодарственных или тревожных молитв.

Король тоже собирался молиться. Ему не было ни покоя, ни уединения. Солдат убрали из его спальни по просьбе Герберта, который теперь сам спал там. Как страж он был, безусловно, предпочтительнее, и в эти последние горестные дни его поведение было не просто вежливым и обходительным, похоже, он проявлял в границах своей верности армии подлинное сочувствие и человеческую заботу несчастному королю.