— Действительно. — Он ухватился за предложенную ему тему семьи. — Но ведь есть сын сэра Локвуда от первого брака?
— А, Барклай, да. Милый мальчик. Редко с ним виделись. Так и не женился — не представляю почему.
— Он был близок со своей матерью?
— С Беатрис? Не имею представления. С Аметист отношения не сложились, если вы это имеете в виду.
— Вам известно почему?
— He имею представления. Может, сожалел, что его отец снова женился, я думаю. Мне он всегда казался глуповатым. Должен был бы радоваться, что отец счастлив, ведь Аметист стала для него великолепной женой. Поддерживала его в карьере, сердечно принимала его друзей, обладала тактом, идеально вела дом. По сути, я бы сказал, с ней он был более счастлив, чем с Беатрис.
— Возможно, мистер Барклай понимал это и обижался за мать, — предположил Питт.
У Вердана на мгновение отвисла челюсть.
— Господи, дружище, неужели вы допускаете, что он ждал двадцать лет, а потом вдруг ночью подкрался к своему отцу на Вестминстерском мосту и в отместку перерезал ему горло, а?
— Нет, конечно, нет. — Это было нелепостью. — А в финансовом плане мистер Барклай Гамильтон хорошо обеспечен?
— А вот об этом, так уж получилось, я осведомлен: он получил наследство от деда по материнской линии. Не то чтобы большое, но вполне существенное. Хороший дом в Челси — просто замечательный. Около моста Альберта.
— Вам известно, был ли у сэра Локвуда какой-нибудь конкурент или враг, желавший ему смерти? Известно ли вам что-нибудь об угрозах?
Вердан улыбнулся.
— Сожалею. Если бы знал, то уже рассказал бы, как бы неприятно мне это ни было. В конце концов, вы же не можете допустить, чтобы по улицам бегали убийцы и резали людей, не так ли!
— Так, сэр. — Питт встал. — Благодарю вас за помощь. Так вы позволите взглянуть на ваши записи? За последний год будет достаточно.
— Конечно. Если хотите, я велю Телфорду сделать для вас копию на этой жуткой штуковине. Хоть какая-то польза. Шуму от нее, как от толпы в дешевых башмаках!
Было четверть шестого, когда Томаса наконец-то провели в кабинет министра внутренних дел в Уайтхолле. Помещение было просторным и очень строгим, и чиновники в сюртуках и сорочках с воротником-стойкой и отогнутыми уголками давали ясно понять, что лишь благодаря чрезвычайным обстоятельствам Питту была дарована величайшая честь переступить порог приемной, не говоря уже о кабинете самого министра. Инспектор подергал галстук, но от этих его действий тот не сел на место, стало только хуже. Затем он провел рукой по волосам, пытаясь пригладить их, но и здесь его ухищрения не принесли положительного результата.
— Да, инспектор? — вежливо произнес министр. — Я могу уделить вам десять минут. Локвуд Гамильтон был моим личным парламентским секретарем, причем очень хорошим, квалифицированным и осмотрительным. Я глубоко сожалею о его смерти.
— Он был амбициозен, сэр?
— Естественно. Я не стал бы продвигать вверх человека, индифферентного к своей карьере.
— Как долго он занимал этот пост?
— Примерно полгода.
— А до этого?
— «Заднескамеечник» в различных комитетах. А что? — Министр нахмурился. — Неужели вы думаете, что у дела есть политическая подоплека?
— Не знаю, сэр. Сэр Локвуд участвовал в разработке каких-либо законотворческих или других инициатив, которые могли бы вызвать резкое неприятие?
— Он не вносил никакие предложения. Бог мой, ведь он же был личным парламентским секретарем, а не министром!
Томас понял, что совершил тактическую ошибку. |