В тот вечер Макайвер перед уходом незаметно для других надзирателей принес Холмсу стакан воды. Через несколько минут в камеру вошел ни о чем не подозревающий Креллин с раствором скополамина. Убрав на ночь прикроватный стол со стулом, мрачный детина повернулся к своему узнику и проследил за тем, чтобы тот проглотил зелье до последней капли. Человек, которому Холмс хоть раз демонстрировал ловкость своих рук, не усомнился бы, что сыщик выпил воду. Действительно, добрая половина наркотика была выплеснута под одеяло.

Ночью, когда газовые рожки потухли и блеск их металлических раструбов померк, как заходящее солнце, Креллин уснул, навалившись на стол. Стоявшая на полу масляная лампа зашкварчала и медленно погасла. Воцарилась тьма. Холмс, стараясь не шуметь, стал нащупывать швы старого матраса. До рассвета с помощью зубов и ногтей ему удалось проделать в нем прореху около нескольких дюймов в длину. Дыру скрывала складка холстины, а если ее и заметят, не беда — видавший виды тюфяк вполне мог прохудиться. Но все-таки Холмс надеялся, что обыскивать его не станут: ведь он цепью прикован к стене, еженощно выпивает порцию скополаминовой микстуры, находится под непрестанным наблюдением в запертой изнутри и снаружи камере, а ключи хранятся в недосягаемом для него месте. Ему ничего не приносят, кроме питья и еды, да и ту нарезают заранее, чтобы он обходился без вилки и ножа. С точки зрения тюремщиков, прятать узнику совершенно нечего.

Закончив работу, Шерлок Холмс опустил голову на подушку и задумался. Его ждало трудное восхождение на гору, казавшуюся неприступной. Выбраться из камеры — это только начало. Выйти из здания по тюремным коридорам невозможно: повсюду дежурят караульные, и первый пост выставлен всего в нескольких шагах от двери. Оставалось одно — преодолеть шестьдесят футов гладких гранитных стен, которыми обнесен плац. Враги знали Шерлока Холмса как детектива, но его частная жизнь была для них тайной за семью печатями. Сыщик никогда не предавал огласке, что он, помимо прочего, неплохой химик, а также последователь Паганини и знаток полифонической музыки. Недруги не догадывались и о том, что Холмс опытный скалолаз, который штурмовал ледяную вершину горы Маттерхорн, прозванной Вдовьей. С первого раза она ему не покорилась, но он был одним из немногих, кто вернулся из экспедиции живым.

Однако свои надежды Холмс связывал не с химией, не с музыкой и даже не с альпинизмом. Никто в мире не смог бы соревноваться с ним в знании литературы о преступлениях и расследованиях. Книги, занимающие полки обширной библиотеки на Бейкер-стрит, показались бы Милвертону и его шайке скучным чтивом. Но сыщик знал их едва ли не наизусть.

Две-три страницы этого собрания были посвящены Генри Уильямсу — человеку, который в детстве чистил трубы, а повзрослев, стал взломщиком. Холмс читал о его деле шестидесятилетней давности и даже посетил старика на смертном одре. Тогда-то Генри Уильямс, чьи приключения украшают двадцатую главу «Ньюгейтских хроник», и открыл моему другу секреты своего мастерства. В те годы, когда кража со взломом еще каралась смертной казнью, он был приговорен к повешению и сидел в той самой тюрьме, где сейчас томился Холмс. Уильямс избежал виселицы, став единственным заключенным, перебравшимся через страшные стены Ньюгейта.

Могильное безмолвие

Благодаря моральному убожеству Милвертона и его приспешников Холмс получил отсрочку до прибытия «свидетелей», желающих насладиться красочной сценой убийства. Времени у него было немного, однако он знал, что момента, благоприятствующего свершению задуманного, нужно еще дождаться. Второго шанса у него не будет. Холмс собирался бежать в ночь дежурства Креллина, после того как Макайвер покинет свой пост, — детектив не хотел причинять зла капралу.