— Нет, — спустя несколько томительных секунд проговорил он. — Думаю, капрал Макайвер, вопрос в том, что собираетесь делать вы.

Несчастный солдат увяз в трясине панического страха и теперь не знал, как выбраться.

— Я не могу вас спасти, мистер Холмс, не могу! Меня обыскивают всякий раз до и после дежурства. Иногда я не выхожу из тюрьмы целыми днями, потому что мне не разрешают!

— А я и не прошу меня спасать. Я не боюсь смерти. Речь идет всего лишь о мелочах, на которые имеет право каждый человек, даже приговоренный к казни.

Как рассказывал мой друг, в тот миг лицо Макайвера выразило такое облегчение, которое невозможно было перепутать ни с одним другим чувством. Этот малый, скорее слабый духом, нежели дурной, вдруг обрел надежду на спасение. При этом ему было не важно, погибнет его узник или останется в живых.

— О каких мелочах? — нетерпеливо спросил он, желая узнать цену своего избавления от смертельной угрозы.

— Например, о воде, — сказал Холмс. — О стакане чистой воды, в которую не подмешано наркотическое вещество. Он стоит у вас на столе, и вы будете подносить мне его, когда потребуется.

— Это я, конечно же, могу. Я бы и раньше давал вам пить, если бы вы меня просили.

— Кроме того, — произнес сыщик, подумав, — мое здоровье подорвано оттого, что я скован цепью и мало двигаюсь.

— Но я не могу снять с вас цепь, мистер Холмс!

— И не нужно. Пока вы мой друг, а я ваш, вам не о чем беспокоиться: я не подвергаю своих друзей опасности.

Казалось, Макайвер сейчас упадет на колени и выдаст какую-нибудь театральную нелепицу вроде: «Благослови вас Бог, мистер Холмс!»

— Я испытываю ужасную вялость: пища отягощает желудок, аппетит пропал, — вздохнул мой друг.

Бывший капрал воззрился на своего узника, совершенно сбитый с толку:

— Так чего же вы желаете, сэр?

— Сбежать отсюда я не могу, а у вас нет полномочий, чтобы меня освободить, — медленно проговорил Холмс. — Но вы можете облегчить мои последние дни. Я нуждаюсь в очень простом снадобье. В течение всего отпущенного мне срока я хотел бы ежедневно получать пакетик пастилок из активированного угля, которые продаются в любой аптеке. Надеюсь, они весьма улучшат мое самочувствие.

После объяснения, происшедшего между заключенным и надзирателем, эта просьба показалась настолько ничтожной, что у Макайвера мелькнуло подозрение: как человек, осужденный на смерть, но при этом умудрившийся подчинить себе тюремщика, может просить о такой чепухе?

— Это все? — спросил капрал с сомнением в голосе.

— Пока да, — ответил Холмс. — Потом будут и другие небольшие поручения. Но не беспокойтесь, вы ничем не рискуете. Подвергнув вас опасности, я ничего не выиграю.

Макайвер едва не рассмеялся от облегчения.

— Разумеется, я принесу вам запас угля, которого хватит на неделю или две. Это пустяк. Скажу, что принес пастилки для себя. И воду вы будете получать, когда пожелаете. — Внезапно его лицо снова омрачилось. — Только откуда мне знать, что вы никому ничего не расскажете?

— Даю вам честное слово, — процедил Холмс ледяным тоном. — Я всегда и при любых обстоятельствах держу свои обещания. Даже когда имею дело с профессором Мориарти и ему подобными. К тому же, предав вас, я не увеличу своих шансов на спасение.