Изменить размер шрифта - +

— А что, Наташа на самом деле все выложила в том письме к Аманде? — спросил я.

— Так она мне сказала, — подтвердил издатель. — Разумеется, она не указала своего настоящего имени, но адрес дала реальный. Что неудивительно, потому что она не ожидала никаких других последствий, кроме как ответного письма от Аманды. Или, может быть, персонального ответа в рубрике журнала — мы получаем сотни писем, которые нельзя использовать в журнале, вы же понимаете.

Я кивнул.

— А что касается самого письма, то, как я понимаю, в нем было несколько страниц. Она писала не только о своих трудностях с тем мужчиной и о той аварии на дороге, но и упоминала, что ее спутник должен был остановиться, чтобы оказать помощь, и что она должна была сообщить полиции о происшествии. Но Наташа боялась, что и ей могут быть предъявлены обвинения. Или при этих обстоятельствах ее даже могут посадить в тюрьму. Ее письмо, как я полагаю, было таким же, как и тысячи других, мучительным криком отчаяния. Оно молило об ответе и совете.

— Вы полагаете? Вы хотите сказать, что не знаете точного содержания ее письма?

— Я его не видел. Его должен был получить мистер Пайк.

Я озадаченно сдвинул брови.

— Вы начинаете понимать, — отметил Уэверли.

В самом деле, я начал кое-что понимать. Но слова Уэверли все еще крутились у меня в голове: «Письмо, как и многие тысяч других, которые мы получаем… мучительный крик отчаяния… мольбы об ответе и совете…»

Уэверли прикусил нижнюю губу.

— Понимаете ли, мистер Скотт, рассказ мисс Антуанетт не был так прост, как я вам его представил. Он состоял из намеков, недомолвок и разрозненных слов, которые я составил и превратил в единое целое.

— А теперь о шантаже, — подхватил я. — Аманда получала письма, она же отбирала те, на основании которых можно организовать вымогательство денег, и посылала туда своих людей, чтобы они сделали все остальное.

— Да, — подтвердил Уэверли. — Прежде всего, я понял только одно, что мисс Антуанетт доверила в письме к Аманде такую информацию, которую не могла передать никому, кроме официальных лиц. Но вы не должны верить никаким секретам и даже признаниям, которые печатаются в рубрике «Строчки для страждущих».

— А я и не верю, — проговорил я.

Я было начал закуривать вторую сигарету, но у меня в зажигалке кончился бензин, и я смотрел на угасающий язычок пламени, пока он совсем не погас. До этого момента я так и не вспомнил о том клочке бумаги, где было что-то написано от руки, который я поднял в сточном желобе на улице против дома Финли Пайка. А вот теперь я о нем подумал.

Уэверли забеспокоился, не понимая моего молчания:

— Что-то не так?

— Да нет, все в порядке. У вас есть спички?

Он нахмурился. Может быть, мой клиент и не возражал против того, что я курю, но никак уж не хотел потакать моим вредным привычкам. Тем не менее он отыскал коробку спичек в ящике стола и передал ее мне. На коробке была рекламная наклейка «Инсайда». Никаких улик.

Я закурил сигарету, и Уэверли продолжал:

— Как я уже сказал, поначалу я знал только одно: мисс Антуанетт подверглась шантажу. Я полагал, что необходимые для подобных действий сведения были почерпнуты из ее письма Аманде и что она во всем обвиняет меня. И сразу же мне стало ясно, что мисс Антуанетт могла либо умиротвориться, либо, пребывая в нервном состоянии, разболтать эту историю еще кому-нибудь. Например, друзьям по работе в кино или газетным репортерам… Были ли ее предположения правдивы или нет, но они породили бы в Голливуде нечто гораздо более неприятное, чем просто слухи.

Быстрый переход