— Ты просто еще не изведала, девочка моя, что есть наслаждение, — Жюльетта опять засмеялась своим низким, тихим смехом, в котором сквозило что-то невероятно манящее и чарующее, — ты захочешь, и я научу тебя.

Вспышка молнии, снова озарившая резким светом темный уголок двора, куда незаметно за разговором Жюльетта увлекла Лизу, позволила дочери Федора Ивановича еще раз взглянуть в лицо мадам, с которого спала жемчужная пелена — лицо преображенное невыразимой страстью.

И от одного взгляда на это лицо у Лизы против ее воли закипела кровь — столь оно было привлекательно и соблазнительно.

— Почему ты упорствуешь, — спрашивала у нее Жюльетта, поглаживая княжну Прозоровскую по плечу, — от того что тебе нравятся мужчины, а не женщины? Но ты только скажи мне об этом. Для меня ничего не стоит обратиться в мужчину, — последнее признание повергло Лизу в изумление, граничащее с оцепенением. — Какие тебе приятны больше, брюнеты или блондины — я легко стану такой. А? — перейдя к рукам Лизы, Жюльетта теперь поглаживала их у запястий, а горящие пламенем, почти темно-вишневые глаза ее продолжали вглядываться в девушку из темноты. Стрелы молний, прорезающие небеса, казалось, рисовали зубцы короны над головой француженки. Вдруг она горько скривила уголки точеных губ.

— Ты холодна. Но я уверяю тебя, ты скоро забудешь, как ты была холодна. Ты узнаешь наслаждение. Хотя мне известно, что ты никогда еще не изведала ласки мужчины, но ты и не захочешь ее изведать после, потому что их ласки быстры и мимолетны, их любовь быстро проходит, моя же длится вечно…

Жюльетта снова приблизилась к Лизе и обвила ее холеными, надушенными, теплыми руками: — мое искусство наслаждения неистощимо, — прошептала она, — Перед ним не устояли и великие, — и снова Лиза ощутила на себе всю гладкость и бархатистую нежность ее изящных рук. Снова словно гибкая, невероятно сильная змея обвилась вокруг тела девушки и проникновенной чувственностью оглушала тошнотворными, жадными ласками.

Вокруг головы француженки, казавшейся при всплесках света то по-змеиному треугольной, то по-шакальи длинноносой и длинноухой, вились какие-то сказочные туманы. Лиза вдруг воочию увидела перед собой волшебный сад, полный плодов и злаков, где текут ручьи из вина и молока, меда и воды, а множество юношей, невероятной красоты лицом и телосложением, танцуют полуобнаженные и бросают на нее сверкающие страстью призывные взгляды, — Ты видишь? Ты видишь их, — спрашивала ее потихоньку Жюльетта. Она не могла не чувствовать, как Лизу бросило в жар и потому почти что торжествовала, — они будут любить тебя, когда я буду любить тебя. Они будут ласкать, когда я прикоснусь к твоему телу, я расскажу тебе все о тайнах наслаждения, — продолжала она, все сильнее завлекая Лизу в свои объятия. Пламенный рот Жюльетты приближался к губам девушки: — ты познаешь неведомое, вечность сделается твоей игрушкой. Только лишь игрушкой для тебя…

— Лиза! Лиза! Ты где пропала? — послышался с балкона голос матушки Сергии, звучавший против обыкновения очень сердито, почти угрожающе, — нянька Пелагея с ног сбилась, ищет тебя повсюду! Немедленно иди сюда! Промокнешь же!

Вот оно — спасение… Наконец-то. Словно Господь услышал ее молитву, и послал ей ангела во плоти, чтобы отстоять от посягательств совсем иных сил.