— Послать их ко всем чертям, — решительно сказал он, — а если ты не осмелишься, я сделаю это вместо тебя. Пойдем завтракать.

— Нет! — Софья в ужасе вцепилась в его руку. Если крестьянин на лесной дороге принял ее за ведьму, а лакей — за нищенку, то страшно даже представить, что подумают о ней его друзья. Но Василий не стал ничего слушать и потащил Софью в столовую, где завтракали мужчины. В испачканном платье и порванных туфлях она предстала перед Васильевыми дружками, прославленными после сподвижниками Петра Алексеевича генералом Андреем Паниным, ближним царским советником Никитой Зотовым и «полудержавным властелином» и князем Александром Даниловичем Меньшиковым. Все они стосковавшись по общей гульбе, приехали в Ухтому уговаривать Василия поскорее возвращаться в Петербург, а заодно и лес приглядеть для строительства новой петровской столицы.

— Эка у тебя красотка в доме от нас скрывалась, Василий, — прицокнул языком Меньшиков, оглядывая Софью, — а все говорил, один я тута, один. Мы ж сразу и не поверили, верно? — он подмигнув, толкнул Зотова в бок. С набитым ртом, советник государя только кивнул. Не зная всесильного петровского фаворита в лицо, Софья не могла не заметить важность ухтомского гостя. И хотя сидел он за столом в простой белой рубахе, расстегнутой по вороту, взгляд княжны сразу упал на его роскошный кафтан, висящий на спинке кресла. Белый на красной подкладке, мундир ослеплял золотым шитьем, но пуще того сверкали на нем драгоценными каменьями ордена, две больших звезды и крест.

— Это княжна Софья Ивановна Андожская, — представил ее гостям Василий, — напрасно смеетесь, Александр Данилович, — продолжил он язвительно. — Софья Ивановна двоюродная племянница адмирала Белозерского. Она только что сбежала из дома. Ты не поверишь, Алексаша, ее матушка удумала выдать ее замуж за этого недотепу Салтыкова!

— Неужто? — усмехнулся за столом Зотов. — Знаю я его. Собой недурен, но глуп. Незавидная партия, — он наклонился и гладил уши борзого пса, сидевшего у его ног.

— Возможно, Вы позавтракаете с нами, Софья Ивановна, — предложил Меньшиков, указывая на блюдо, уложенное большими кусками свинины и баранины. Но Софья слишком устала, чтобы желать чего — то иного, кроме хорошего отдыха.

— Мне думается, Софье Ивановне надо бы ванну принять со столь долгой гулянки, — рассудительно подал голос Панин. — Позови своих служанок, Васька. Пусть они ей воды нагреют.

— Служанок у меня нет, — пожал плечами князь Ухтомский, — всех с собой Евдокия забрала. С ними в Москву умчалась. Так что в моем доме нет ни одной женщины.

Услышав его слова, Никита Зотов чуть не подавился и закашлявшись, прикрыл лицо носовым платком, а Василий бросил на него гневный взгляд…Затем князь Меньшиков, быстро переглянувшись с друзьями, вышел из столовой под предлогом размяться после сытного завтрака. За ним последовали Зотов и Панин. Наконец, Софья и Василий остались одни.

— Зря я пришла, — горько заметила Софья, — я осрамила тебя перед столичными сотоварищами, перед самим светлейшим князем. Я же не знала…

— Чем же ты осрамила меня, Соня? — спросил он спокойно, наливая себе в кружку смородиновый мед из бочонка, — но хорошо, что ты появилась после завтрака, а не до него.

— Почему же?

Он улыбнулся и вынул из кармана листок бумаги.

— Я продал казне добрую партию леса, и Александр Данилович хорошо заплатил мне за нее. Если бы ты появилась раньше, он возможно решил бы покрасоваться перед тобой и сбавил цену.

— Этих денег хватит, чтобы рассчитаться с долгами? — спросила Софья, слабо улыбнувшись.