– Да, я помню, – ответила Ильдирим и слегка нахмурилась, изображая озабоченность, но не получилось. Было лишь заметно, что она очень устала. – Припоминаю также, что добилась тогда неплохих результатов. И я не уверена…

– Ну ладно, – кивнул Вернц, – Момзен и так достаточно загружен и очень многое делает правильно. Ничего, пускай подождет, когда в нашем славном Гейдельберге случится очередное убийство. Если ему повезет, то не придется ждать еще год…

– Повезет, – презрительно повторила Ильдирим, однако обер‑прокурор не заметил ее сарказма.

Вернувшись в свой кабинет, на что ушло некоторое время, так как она сидела в здании семейного суда, Ильдирим с досадой плюхнулась в рабочее кресло. Она злилась на себя. Во‑первых, когда‑то она проявила великодушие и не стала перебираться в свой отдел, уступив место Момзену. Теперь же все больше убеждалась в том, что совершила ошибку. Во‑вторых, у нее и без того достаточно дел. Зачем она взвалила на себя еще и это убийство? Естественно, из чистой вредности. И еще из упрямства, благодаря которому она стала тем, чем стала; оно постоянно толкало ее куда‑то дальше. Вот только это самое «дальше» не имело никакой определенной цели. Она гневно встряхнула черной гривой: она вела себя как алчный миллионер, которому все кажется мало, разница лишь в их лицевом счете.

Времени на изучение уже имеющихся материалов по делу у нее сейчас не было; в качестве альтернативы она могла воспользоваться дружескими отношениями с Тойером и его нестандартной командой. После дела о поддельном Тернере она иногда играла с его ребятами в «лифт» – разновидность ската, доступную даже комиссару Хафнеру. Она взялась за телефонную трубку.

– Значит, ты собрался домой. Прямо сегодня. – Хорнунг смотрела куда‑то мимо него. Казалось, ее внимание приковано к прудику в ста метрах за спиной могучего сыщика. – Что ж, и на том спасибо, что поставил меня в известность, прежде чем завести мотор. Конечно, тебя не интересуют всякие мелочи, например то, что хозяева вернутся лишь через неделю.

Тойер пересчитывал метелки на стеблях травы.

– Я могу уехать поездом, тогда ты сможешь побыть тут еще пару дней – уже без меня, так что…

Хорнунг сняла очки, словно не желала больше его видеть, да и вообще что‑либо видеть, даже прудик.

– Пару дней? Завтра только суббота, я проведу тут в одиночестве половину запланированного времени. – Она немного помолчала и тихо спросила: – Что же все‑таки случилось, Иоганнес? Теперь мы опять теряем друг друга. Что мы за пара?

– Нормальная пара, – грустно возразил Тойер. – Мы то ближе друг к другу, то дальше… то есть когда мы удаляемся друг от друга, это означает, что мы снова начнем сближаться. По‑моему, с точки зрения статистики это вполне возможно. Зельтманн сообщил мне по телефону, что вчера ночью кого‑то застрелили непонятно за что. Это произошло в Берггейме, неподалеку от твоей… – Он испугался, но слова уже были произнесены.

– В Берггейме живет молодая, темпераментная Ильдирим из прокуратуры. – Голос Хорнунг звучал резко и пронзительно – хоть дырки сверли. – Стареющая и испытывающая фрустрацию преподавательница, которая любит определять растения и рассматривать соборы, живет в Доссенгейме. Для меня новость, что ты общался по телефону с Зельтманном. Неужели тебе так плохо здесь со мной, что ты позвонил своему лучшему врагу?

– У меня появилось нехорошее предчувствие, это инстинкт сыщика, – солгал Тойер. В действительности он схватился с утра пораньше за мобильник, вдруг решившись подыскать хоть какой‑нибудь предлог, чтобы вернуться, даже если бы Зельтманн сообщил ему, что на фикус, стоящий в кабинете группы Тойера, напали вредители.