Изменить размер шрифта - +
Но сказать, что мне нравится убивать, тоже не могу. Какое-то промежуточное состояние, вне рамок общепринятой морали. Просто в какой-то момент я делаю то, что мне давно хотелось. И происходит катарсис. Как только исчезает шелуха раскаяния (как того требует общество!), становится легче.

— Ты считаешь, что все твои жертвы заслуживали смерти?

— Нет, — Гриша вытянулся на ватном тюфяке. — Сигареты есть? Спасибо, дорогая. Сто лет не курил. Теперь к теме. Они не заслуживали смерти. Тут другое. Понимаешь, они не сделали ничего, чтобы ее избежать. Я ведь прокручивал все три ситуации много раз. Первая, с позволения сказать, жертва — Лена — была уверена, что я никогда не посмею до нее дотронуться, что уж говорить об убийстве. Ей это в голову даже не пришло. Лене нравилось меня провоцировать в отсутствии отца. — Заметив мою гримасу, он сделал протестующий жест: — ты только не подумай, что я себя оправдываю. Убил — значит виновен. Наверное, виновен. Не знаю. Совсем запутался.

Но скажи, зачем взрослой замужней женщине изо дня в день изводить пацана, у которого самый настоящий сперматоксикоз? Я ведь с ума сходил при виде мачехи. Хотел даже к бабушке уехать, отец согласился, она — нет. Понимаешь, ей нравилось, когда я мучился. Специально по ночам концерты устраивала.

— Может, она твоего отца любила? Потому и устраивала концерты!

— Ага! Сщас! Она в его отсутствие любовников приводила, знала, что я никогда ему не скажу. Я на кухне уроки делаю, а она в спальне кувыркается. Другая бы со мной тогда на пляж ни за что бы не пошла, а эта, как зверь почуяла опасность, но решила поиграть. Дескать, красные флажки расставлены. Зверь не вырвется. Ан нет! Вырвался!

Вторая девушка — тут особый разговор. Я, кстати, даже имени ее не помню…

— Катя.

— Пусть будет Катя, — легко согласился Романов. — Ей было глубоко наплевать на то, что происходит вокруг. Придумала себе мирок, и не собиралась из раковины вылезать. Только для полного счастья ей не хватало одобрения свыше. Потому и прохода не давала: мол, погадай, да погадай. Выйду ли замуж за сказочного принца? Сколько детей у меня будет? Стану ли работать по специальности? Тьфу! Серая скучная мышка, но с хорошими формами.

— И что здесь криминального?

— Ничего. Когда мы разделись, она вдруг начала смеяться. Я ей говорю: «Прекрати!», зверею потихоньку, а она еще больше хохочет, пальцем показывает на меня, чуть ниже пупка и не может остановиться. Посмотрит туда и вновь заходится от гогота. Я и сорвался с катушек… Очнулся, а она мертвая. Глаза удивленные, удивленные, а в уголках по слезинке. Глупо?

— Глупо! Получается, ни за что девушка пострадала, — заметила я. — Пришла узнать будущее и осталась в прошлом. Знаешь, что самое грустное в этой истории? Девчонки говорили, что у Катюхи такая реакция на любой стресс или волнение была. Некоторые, когда волнуются, пардон, в туалет бегают, некоторые едят, а некоторые смеются… Она ведь очень серьезно к тебе относилась, потому и смеяться начала. От волнения.

— Зря ты мне это сказала, — Романов внимательно изучал каменную стену. — Такую систему порушила.

— Извини, надеюсь, ты меня за это не убьешь?

Гриша хрюкнул, оценив шутку:

— Очень смешно, Стефания. В этом году я выполнил план по убийствам, приходи в январе.

Теперь пришла моя очередь хрюкать.

— Я подумаю. Как-то не хочется умирать в расцвете лет.

Вот и поговорили. Нет, я точно сумасшедшая, и знакомые у меня такие же, и родня. Судьба, наверное, такая.

— Гриша, а ты веришь в судьбу?

Ответить Романов не успел. Содержательно-интеллектуальная беседа прервалась в самом интересном месте.

Быстрый переход