Забудьте о любви, семейном очаге и карапузах в пеленках. Любовь проходит, очаг надоедает, а дети вырастают. Муж должен обеспечить вам нормальную, счастливую и безбедную жизнь. Это его главная и основная задача. Как он будет это делать, не ваши заботы. То есть вы. Конечно, можете ему помочь, направить в нужное русло, но дальше… пусть сам барахтается. А если не получается, бросайте его к чертовой матери. Молодость слишком коротка, чтобы тратить свое время на неудачника. У него проблемы? Это, пардон за каламбур, его проблемы. Решай! Думай! Действуй! Это он вам должен, а не вы ему.
Теперь я понимаю, что слушала одно из первых в своей жизни феминистских выступлений, пафос которого сводился к банальному, в общем, тезису: я — единственная и неповторимая, и мне все должны.
Почему? Потому что я единственная и неповторимая. Круг замкнулся. Вопрос лишь в том, насколько сам мужчина готов жить подле той единственной и неповторимой женщиной, испытывающей к тому же манию величия?! Помнится, тогда меня смутил тезис о неудачниках: получается. Пока у мужика дела идут в горы, ты рядом с ним, а как только начинаются проблемы, делишь имущество, и только тебя и видели. А как же — в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?!
Нет, Марина отпадает. Правду она все равно не скажет, зато истерику может устроить запросто. Дескать, как я смею вмешиваться в ее семейные и служебные дела? А потом из вредности побежит к Сухову, и не видать мне больше родственников, если они еще на территории пансионата. Кстати, о Сухове… Я порылась в памяти: а какие отношения были у Маринки с Суховым? Дружеские? Вряд ли, если он собирался на ней жениться. А значит, не исключен вариант, когда только муж не в курсе. Бедный, бедный Юрик!
Делать нечего, придется ехать в пансионат и разбираться на месте. Благо адрес теперь знаю. Однако импровизированный визит пришлось отложить на завтра. В дверь неуверенно постучали, а потом замолотили со страшной силой.
— Эфа! Открывай! Эфа!
Так я и знала. Ни одна засада не выдержит Иннокентия, обуреваемого жаждой деятельности и любви. Я щелкнула замком и окаменела подобно жене Лота. Кеша был прекрасен: костюм от Армани изящными полосками шуршал на избитом теле, ботинки были заляпаны чем-то красным (мне хотелось думать, что краской), под левым глазом расплывался чернильный ушиб, в уголке рта застыла струйка крови. Раненый боец вернулся с боевого задания! Художественный натурализм вперемешку с бытовым реализмом.
Кеша схватил бутылку коньяка и налил себе добрую порцию:
— Закусить нечем? А, и ладно, нам не привыкать, — коньяк неприлично булькнул и исчез. — Если бы ты только знала, что мне сейчас пришлось пережить! Пули свистели у виска, ножи летели со скоростью света. Не знаю, как я выжил! Но выжил! — И он снова приложился к бутылке.
А, может, Белозубов прав, и я действительно пробуждаю в людях все плохое? То, что до меня пребывало в глубокой зимней спячке и совершенно не собиралось просыпаться. Пока Кеша не общался со мной, он считался преуспевающим стилистом, имел неплохую клиентуру и даже собрался жениться в стране тюльпанов и свободной любви.
А что теперь? Он то и дело сквернословит, регулярно участвует в сомнительных оперативно-розыскных мероприятиях (непонятно только в каком качестве) и при этом чувствует себя абсолютно счастливым. Непостижимый парадокс! Еще две недели назад участие в драке вызвало бы у Иннокентия чувство страха, сегодня он сам подставляет щеку для последующего удара.
— Кеша, с тобой все в порядке? — осторожно спросила я.
Он широко улыбнулся: боже мой, ему к тому же выбили передний зуб. Кошмар!!!
— Все нормально! Меня успешно внедрили в банду трансвеститов.
— Судя по синякам, не очень успешно.
— Всех взяли! — гордо сообщил Иннокентий. |