Она была так же усердна и кротка, как всегда, так же охотно улыбалась и повиновалась. Она ни разу и словом не упомянула о дочери. Она ничем не выдавала ни печали, ни затаенной обиды. Даже во сне она не произносила имени дочери.

Когда ребенку исполнилось два года и его отлучили от груди, маркиз снова поддался искушению испытать жену. В этом совершенно не было нужды, но мужчины способны делаться беспощадными, когда им достаются терпеливые, покладистые жены. Гризельда находилась целиком во власти Вальтера.

«Жена, – сказал он ей, – ты и раньше слышала, что наш брак неугоден народу. Теперь, когда у нас родился сын, все еще громче сетуют и ропщут. Я смертельно устал от тревоги. Я чуть не заболел, слушая крики недовольных. Я так больше не могу. Знаешь, что они говорят? Что, когда я умру, на мой трон сядет отродье крестьянина Яникула! „Нами будет владеть этот худородный негодник!“ – вот что они нашептывают друг другу. И мне приходится выслушивать их жалобы, Гризельда. Я не могу отворачиваться от них, даже если они судачат только за моей спиной. А что, если они вздумают восстать против меня? Я хочу жить в мире со своими подданными, насколько это возможно. Поэтому вот как я хочу поступить. Я собираюсь поступить с сыном точно так же, как поступил с дочерью, – под покровом ночи и тайны. Я говорю тебе об этом сейчас, заранее, чтобы тебя не сразило внезапное горе или страстная печаль. Я хочу, чтобы ты снова проявила терпение».

«Я уже раньше говорила вам об этом, государь, – отвечала ему жена, – и повторю снова. Я сделаю все, чего вы желаете и требуете. Если мои дочь и сын должны быть убиты – что ж, я не стану скорбеть и жаловаться. Я принимаю ваши приказы – ведь вы мой господин и повелитель. Что принесли мне мои дети? Только болезни, боль и печаль. Вы – наш властелин. Вы должны поступать с нами, как вам угодно. Вам нет нужды совещаться со мной. Когда я покидала родной дом, то оставила там не только старую одежду. Я оставила там свою волю и свою свободу. Тогда я надела ту одежду, которую вы выбрали для меня. Так и во всем остальном ваш выбор – закон для меня. Поступайте, как пожелаете, государь. Я повинуюсь вам. Если бы я заранее знала, каково ваше желание, я бы сама поспешила выполнить его, не ожидая приказа. Теперь я знаю, чего вы от меня требуете. И я не буду колебаться. Если бы вы попросили меня умереть на ваших глазах, я бы охотно исполнила приказ. Это доставило бы мне удовольствие. Смерть менее сильна, чем моя любовь к вам».

Маркиз слушал жену, отведя глаза. Он дивился ее стойкости и постоянству и поражался, откуда у нее берутся силы выносить все страдания, которые он причинял ей. В душе он ликовал, но сохранял непреклонный и строгий вид.

И вот в опочивальню Гризельды снова явился тайный подручный маркиза и с еще более зверским видом (если только такое возможно) схватил ее маленького сына, как раньше схватил дочь. Гризельда являла образец терпения. Она не плакала и не рыдала. Она поцеловала сыночка и перекрестила ему лоб.

Она обратилась к слуге с той же просьбой. Она умоляла его похоронить мальчика в глубокой могиле, чтобы до него не добрались звери и птицы. Злодей ничего ей не ответил. Он сохранял равнодушный вид. А потом, взяв ребенка, он поскакал в Болонью.

Маркиз Вальтер все больше и больше изумлялся бесконечному терпению жены. Если бы он сам не знал о ее сильной любви к детям, то мог бы подумать, что с ней что-то неладное. Он мог бы обвинить ее в злодействе, или в холодности, или в лицемерии: с таким невозмутимым видом сносила она столь несказанное горе.

Но он-то отлично знал, что Гризельда очень любила детей – хотя, конечно, не так горячо, как его самого, – и всегда относилась к ним нежно. Я хотел бы спросить всех присутствующих женщин: не слишком ли далеко он зашел, испытывая ее? Что еще мог придумать какой-нибудь муж, чтобы проверить на прочность ее терпение и стойкость? До какой еще жестокости можно было дойти?

Но есть такие люди, которых ничем не проймешь.