«Оставь себе ту сорочку, что на тебе сейчас, – сказал ей маркиз. – Возьми ее себе».

Больше он ничего не сказал. Слова застряли у него в горле. Ошеломленный печалью и жалостью, он пошел прочь. А Гризельда на глазах у всего двора сняла с себя все одежды, оставив только нижнюю рубашку, и в таком виде направилась в хижину отца.

Она шла с непокрытой головой, босиком, а за ней шло множество народу: люди оплакивали ее судьбу и проклинали злосчастную Фортуну. Но сама Гризельда не плакала. Она не проронила ни единой слезинки.

Не сказала ни одного слова. Зато ее отец, Яникул, когда услышал новость, плакал и бранился. Он не хотел больше жить на свете – такое горе его обуяло.

На самом деле бедный старик давно уже терзался сомнениями по поводу замужества дочери. Он всегда подозревал, что маркиз постарается избавиться от нее, когда она ему надоест. Он опасался, что правитель когда-нибудь пожалеет о том, что женился на беднячке, и прогонит ее из дворца.

Он поспешил с порога навстречу Гризельде, уже встревоженный гулом толпы, и набросил поверх ее сорочки свое старое пальто, которое прихватил дома. Он залился слезами. Но пальто не пришлось ей впору. Оно было ветхое, грубое и старомодное. А Гризельда уже не была той стройной юной девушкой, какой была в день свадьбы.

И вот Гризельда стала жить вместе с отцом. Она по-прежнему являла собой образец преданности и терпения: никогда не жаловалась, не вдавалась в объяснения, не сетовала. Она ничем не показывала – ни отцу, ни кому-либо другому, – что оскорблена поступком мужа. Она вообще ни словом не упоминала о том, что некогда жила во дворце и была женой могущественного властителя. Она ничего не говорила и выглядела вполне довольной.

А чего еще можно было ожидать от Гризельды? Даже когда она жила в роскоши, то всегда вела себя смиренно. Никогда не была алчной или себялюбивой. Она никогда не упивалась богатством и довольством. Она всегда оставалась скромной и доброй, словно молодая монахиня, разве что у нее имелся муж, которого она чтила превыше всех прочих людей. Не было на свете женщины более кроткой и более послушной.

Всем известны терпеливость и смирение Иова. Ученые мужи охотно восхваляют добродетели других мужчин. Они редко упоминают женщин, но, по правде говоря, женщины в жизни оказываются преданными и терпеливыми гораздо чаще, чем любой мужчина. Женщины добрее нас. Женщины и раньше, и теперь вернее нас держат данное слово. Если кто-то захочет со мной поспорить, я сильно удивлюсь.

Маркиз, который сам все это устроил, послал Гризельде весточку о прибытии графа и его свиты. Он велел ей явиться ко двору, и, разумеется, она повиновалась. Она явилась туда в своей скромной одежде, нисколько не думая о себе, готовясь выслушать любой приказ повелителя. Она опустилась перед ним на колени и почтительно приветствовала его.

«Гризельда, – обратился к ней маркиз, – я решил, что молодую девушку – мою будущую невесту – надлежит встретить со всеми подобающими церемониями. Ее приезд – поистине торжественный случай. Все вельможи и слуги займут места, согласно своему положению при дворе, и каждый в надлежащей роли будет служить новой принцессе, как я сочту нужным. Правда, мне не хватает женщин, которые могли бы украсить и убрать покои с той роскошью, какая мне угодна. Потому-то я и позвал тебя. Ты ведь умеешь навести порядок во дворце. Ты знаешь, что мне по вкусу. Смотришься ты, конечно, не очень привлекательно, но, по крайней мере, с такими обязанностями справишься хорошо».

«Я охотно выполню ваше приказание, государь, – отозвалась Гризельда. – Я буду рада услужить вам. Я постараюсь угодить вам во всем, не зная колебаний. Что бы ни случилось – хорошее ли, дурное ли, – я никогда не перестану любить вас всей душой».