Всего почетней пред молвой людской

В расцвете славы обрести покой.

Упрямец только будет спорить с этим.

Чего ж мы ропщем? С гордостью отмстим,

Что наш Арсита, ратоборцев цвет,

Исполнив долг, покинул с честью свет

И этой жизни грязный каземат.

Зачем, любя его, жена и брат

Его счастливую судьбу хулят?

Он благодарен им? О нет, навряд.

И душу друга и себя позоря,

Они досель унять не могут горя.

Из длинной речи что же извлеку?

Одно: пусть радость сменит им тоску.

За милость мы Юпитера восславим

И, прежде чем сии места оставим,

Мгновенно сделаем из двух скорбей

Одно блаженство до скончанья дней.

Смотрите же: где всего сильней страданье

Оттуда и начну я врачеванье.

Сестра, мое решенье таково:

С согласия совета моего,

Пусть Паламон, ваш рыцарь, что примерно

Вам сердцем всем и силой служит верно

И так служил с тех пор, как знает вас,

Любовью вашей взыщется в сей час.

Отныне муж вам юноша прекрасный.

Мне дайте руку в том, что вы согласны.

По-женски будьте кротки, а не строги:

Ведь он – племянник царский, видят боги,

Но если бы простой вассал он был,

Ведь то, что столько лет он вам служил

И столько ради вас терпел тягот,

Вы, верьте мне, должны принять в расчет.

Не знает милость никаких препон».

А рыцарю он молвил: «Паламон,

Вам увещанья надобны едва ли,

Чтобы на это вы согласье дали,

Приблизьтесь и подайте руку даме.

Согласие моих баронов с вами».

Тут узами, которым имя брак,

Связали их; для жизни, полной благ,

С веселием под нежных лютней звон

С Эмильей повенчался Паламон.

О, если б бог-зиждитель так дарил

Любовь всем тем, кто так ее купил!

Наш Паламон, блажен своей любовью,

Живет в богатстве, радости, здоровье.

Эмилией любим он столь же нежно

И служит ей по-рыцарски прилежно,

И нет меж ними ни худого слова,

Ни ревности, ни спора никакого.

О Паламоне кончен мой рассказ,

И да хранит господь всевышний нас!

Здесь кончается рассказ рыцаря

Пролог Мельника

Следуют слова, которыми обменялись трактирщик и мельник

Когда закончил рыцарь свой рассказ,

И юные и старые средь нас

Одобрили все выдумку его

За благородство и за мастерство.

Рассказ его, мол, каждому занятен,

А особливо тем из нас, кто знатен.

Но тут трактирщик всех прервал божбой:

«Ах, черт! А ведь пошло! Очаг я свой

Разжег на славу! Вертел знай крути!

Теперь историей нас угости

Ты, сэр монах. Начни и тут же, разом,

Его ты переплюнь своим рассказом».

Но мельник яростно разбушевался,

Он пьян был вдрызг: как он в седле держался,

В толк не возьму. Да и вообще нахал

Он был, буян и шапки не ломал

Ни перед кем, а тут как разорался -

Без удержу клялся он и ругался.

«Мне слово дай, и слов я наскребу

И рыцарев рассказ перешибу.

Ты не гляди, что я мужлан негодный, -

Я вам припас рассказец благородный».

Трактирщик молвил, видя, что он пьян:

«Послушай, Робин, ты хоть и буян,

А все держись-ка, знаешь, поскромнее,

Не то получишь тумака по шее».

«А! В крест и в душу! – мельник завопил.

Ты хочешь, чтоб тебя я проучил?»

«Идет, рассказывай, будь ты неладен.

Ты думаешь, что мы с тобой не сладим?»

«Так слушайте же, – мельник заорал, -

Готов брехать, лишь бы монах не врал.

Не дуйтесь так. Хоть я, конечно, пьян,

Но пьяница все лучше, чем болван.