— Присядь, Дэниел, присядь, — мирно проворковала она.

Дэниел снова повернулся к Кэтрин.

— Она уехала на целый день? — спросил он.

— Боюсь, что да, Дэниел.

— Она… Значит, она не вернется до самого вечера? — его голос сорвался на высокой ноте.

— Думаю, они вернутся очень поздно, — спокойно ответила Кэтрин и, бросив проницательный взгляд на Дэниела, вышла из комнаты.

Дэниел опустился на стул рядом с креслом Кэти, которая продолжала смотреть на огонь.

— Питер вздохнул посвободнее, когда умерла его мать, — сказала она, словно рассуждая с самой собой. — Теперь бедняга наконец избавился от этих пут и может заняться своей личной жизнью.

— Значит, его мать умерла? — переспросил Дэниел после продолжительной паузы.

— Да, она умерла. — Кэти подняла глаза от огня и наконец посмотрела на Дэниела. — Ее похоронили несколько дней назад. У Питера и Бриджит теперь есть свой собственный дом, остается только сменить мебель. Я, правда, давно бы купила им дом, но Питер не хотел и слышать об этом — он человек гордый, не хочет принимать ни от кого помощи. Ну что ж, теперь все разрешилось к лучшему, — она довольно улыбнулась. — Надо только купить новую мебель. Та мебель, что стояла у его матери, годится разве что на топку камина, вот они и решили выбросить все это старье на свалку и обставить дом заново. Я думаю, они очень правильно сделали, что, прежде всего, занялись обстановкой. Новую жизнь надо начинать в уютном доме — ты со мной согласен, Дэниел?

Дэниел заглянул в морщинистое лицо старухи, в ее глубоко посаженные хитрые глаза, пытаясь уяснить, до какой степени она осведомлена на счет его и Бриджит и как далеко она пойдет, чтобы помешать им. Она, конечно, воспользуется своим авторитетом главы семейства, а также преимуществами, которые давал ей ее преклонный возраст и благодарность домашних за все те материальные блага, которыми она их осыпала. И сейчас, пока он разглядывал это сморщенное лицо, ему вдруг показалось, что перед ним находится не живой человек, а какой-то пережиток прошлого, иллюзия, бестелесное напоминание о былых временах, — словно эта женщина, не имеющая ничего общего с современностью, попала сюда из прошлого столетия в силу какой-то ошибки.

И одета она была как дама прошлого столетия — в это утро на Кэти было коричневое бархатное платье длиной по самую щиколотку с высоким воротником, отделанным белым кружевом. Такое одеяние лет сорок-пятьдесят назад посчиталось бы, вне всяких сомнений, модным и элегантным. Прическа ее соответствовала наряду: ее белые, как снег, волосы были забраны наверх и скручены в пучок, возвышающийся на макушке, — так когда-то причесывались жены помещиков. Ступни Кэти, лежащие на скамеечке для ног, были маленькими и узкими, изящной формы и полностью соответствовали ее облику дамы из прошлого, но ее грубые мозолистые руки с широкими ладонями и с крупными выпирающими суставами поражали своими размерами. Эти руки даже нельзя было назвать женскими — это руки мужчины-работяги, и они говорили о силе. Он знал, что такая же грубая, беспощадная сила заключена и в ее характере, и сейчас эта сила направлена против него. Потому что эта женщина, несмотря на свой старообразный облик, была реальна. Она была реальна, и она решила любой ценой помешать ему и Бриджит.

Дэниел понимал, что настоящее препятствие на его пути — это она. Кэтрин он бы смог со временем убедить, что ее дочери нужен он, а не Питер. У Кэтрин не должно быть особых предубеждений на его счет, а если они и есть, то появились под влиянием этой старухи. И именно со старухой он должен бороться. Старуха не послушается уговоров. С ней он должен проявить твердость, доказать, что он сильнее… Но как?

Когда открылась дверь и в комнату вошел Том, Дэниел испытал облегчение: он чувствовал себя неуютно наедине с Кэти.