— Что-нибудь случилось? — спросил он еще с порога. — Тетя Кэти…

Кэтрин отрицательно покачала головой, не решаясь посмотреть на мужа. Том подошел к ней и недоуменно взглянул на ее склоненную голову, потом повернулся к Бриджит, стоящей возле камина с суровым выражением лица.

— Что случилось? Вы пос…

Он хотел спросить: «Вы поссорились?» — но не договорил, потому что ссора между Бриджит и Кэтрин представлялась ему немыслимой. Он не помнил, чтобы мать и дочь когда-либо ссорились или повышали друг на друга голос, и был не в силах даже предположить, что могло послужить причиной для их размолвки.

— Ну так что же? Может, вы все-таки объясните мне, что здесь происходит? — потребовал он.

— Приходил Дэниел, папа.

— Дэниел! — Том в замешательстве смотрел на дочь, в то время как чувство вины овладевало им. — Я… я знал, что рано или поздно это случится, — с запинкой проговорил он после долгой паузы. — Прости меня, если можешь, моя крошка. Я во многом виноват перед тобой. Теперь я понимаю, что не должен был слушать твою мать и скрывать от тебя, что он был здесь и прождал тебя целый день, пока ты ездила с Питером в Хэксхэм.

— О, это? Это все мелочи, Том. — Кэтрин вскочила на ноги и повернулась к мужу. Ее состояние было близко к истерике. — Если бы дело было только в этом! Но ты ведь не знаешь самого главного… Ты будешь презирать меня, когда узнаешь, — голос Кэтрин сорвался. С трудом сдерживая слезы, она продолжала: — Я давно хотела тебе в этом признаться, но мне было слишком стыдно. Что ж, теперь я должна рассказать тебе все, как есть. Я… я открывала письма, которые он посылал ей и… и утаивала их от нее. Теперь ты понимаешь, что я натворила? Понимаешь?

Кэтрин вздернула подбородок, глядя на мужа. Этот жест, сам по себе вызывающий, не произвел никакого впечатления, так как лицо ее было искажено болью.

— Что… что это значит. Кэтрин? — Том не верил собственным ушам. — Ты говоришь, что открывала его письма к Бриджит?

— Да, да, я же тебе сказала. После того воскресенья он послал ей четыре письма, и я прочитала все эти письма и сожгла.

— О нет! Нет, моя дорогая, я не могу в это поверить, — в словах Тома были и разочарование, и боль.

— Это так, Том. Я боялась этого человека — мне передался страх тети Кэти. И я сделала все, чтобы наша дочь не досталась ему. — Говоря, Кэтрин зажимала ладонями уши так, словно звук собственного голоса был ей противен. — А еще я боялась, что он увезет ее в Америку и мы… мы потеряем ее навсегда и все время будем жить в тревоге за нее. Ведь он потомок старого Розье, а тетя Кэти говорила, что наследственность… Я знаю, все это глупо. И это мне не оправдание. Я не имела никакого права обманывать Бриджит. Теперь я понимаю, что причинила ей зло… О Боже, Боже! Я никогда не смогу себе этого простить. И я не могу винить в этом тетю Кэти. Она старая, и она находилась под впечатлением своего прошлого. Но ее предубеждения против Дэниела передались и мне, и я начала его бояться… — Кэтрин глубоко вздохнула. — Ну что ж, теперь ты все знаешь, — с отчаянием заключила она и, опёршись руками о столик, снова склонила голову.

Ее беспомощная поза вызвала у Тома жалость. Подойдя к жене, он обнял ее за плечи и сказал:

— Что бы ты ни сделала, моя дорогая, это не имеет значения, потому что ты хотела добра. Ты ведь думала, что так будет лучше для всех. Поэтому успокойся, перестань себя казнить. Того, что случилось, уже не изменишь, и жизнь должна идти своим чередом. А я всегда с тобой, моя дорогая.