— Узнаете вы эти края, майор? — спросил долговязый пешеход, весело глядевший по сторонам, покусывая травинку. — А право, куда приятней смотреть на зеленеющую ниву, чем на трреклятый табачище, будь он неладен!..

— Как не узнать! Мы здесь преловкую штуку сыграли тому семь лет, да и не одну! — отвечал тот, кого назвали майором. — Помнишь дуралея с женой, которого мы зацепили в «Трех Грачах»?

— А ведь хозяйку «Трех Грачей» повесили как раз в Михайлов день, — заметил долговязый, как бы между прочим.

— Черт с ней, с хозяйкой! Все, что можно было, мы из нее выкачали. А вот, кстати, о том дуралее с женой. Ты тогда раскис перед его мамашей и отпустил его на все четыре стороны, осел эдакий. А его жена была та самая Кэтрин, о которой ты немало от меня слышал. Я к ней питаю слабость, к негоднице, — ведь она почитай что обязана мне своим воспитанием; и к тому же она год или два прожила в любовницах у того самого мерзавца Гальгенштейна, который меня разорил и погубил.

— Подлец и разбойник, вот он кто! — откликнулся долговязый, которого читатель уже, без сомнения, узнал, как и его товарища.

— Так вот эта Кэтрин родила от Гальгенштейна ребенка; и где-то здесь, в этих местах, жила кормилица, к которой мы тогда свезли мальчишку. Муж у нее был кузнец по фамилии Биллингс; если он жив и посейчас, мы можем заехать к нему подковать кобылу, а заодно разузнать, что сталось с пащенком. Его маменьку я бы не прочь повидать.

— Помню ли я ее? — сказал прапорщик. — Помню ли я выпитое виски? Еще бы! Всех помню — и этого плаксивого слизняка, ее мужа, и толстую старуху свекровь, и одноглазого негодяя, что продал мне пасторскую шляпу, из-за которой я было попал тогда в беду. Да, недурно мы поживились на этом деле, и хозяйку, которую вздернули, нам тоже есть чем помянуть.

Тут прапорщик Макшейн и майор Брок, или Вуд, заухмылялись с довольным видом.

Необходимо объяснить читателю, что так веселило их и радовало. Мы уже дали понять, что хозяйка вустерской таверны была известная хипесница, иначе говоря, скупщица краденого и нечто вроде воровского банкира. Ей мистер Брок и его компаньон доверили капитал в сумме шестидесяти или семидесяти фунтов, каковые хранились у нее в хитро устроенном тайнике в помещении «Трех Грачей», известном лишь самой хозяйке и вкладчикам ее банка; мистер Циклоп, одноглазый сподвижник наших героев в приключении с Хэйсом, и еще один или двое из главных мошенников округи имели свободный доступ к этому тайнику. Мистер Циклоп был убит наповал в одной ночной стычке под Батом; хозяйка угодила на виселицу, попавшись в качестве сообщницы очередного воровства; и когда мистер Брок и мистер Макшейн, воротясь из Виргинии, первым делом отправились в Вустер — ибо все их надежды были связаны с хранившимся там капиталом, — их немало встревожила весть о горестной доле владелицы «Трех Грачей» и многих славных завсегдатаев этого заведения. Вся честная компания распалась; таверна вовсе перестала существовать. Куда девались деньги? Следовало, во всяком случае, наведаться в тайник — дело того стоило, и наши герои решили им заняться.

Явив находчивость, какой трудно было ожидать от человека его звания, мистер Брок прибыл к новому хозяину дома с толстой папкой под мышкой и, отрекомендовавшись живописцем, сказал, что желал бы нарисовать вид, открывающийся из одного окна этого дома. Ему сопутствовал прапорщик Макшейн, несший ящик с принадлежностями для рисования (а точней, с отмычкой и ломом); и нет нужды объяснять читателю, что как только оба они вошли в хорошо известное им помещение, так тотчас же устремились к тайнику, и, к несказанной своей радости, обнаружили в нем не то чтобы собственные сбережения (те были присвоены хозяйкой «Трех Грачей», как только до нее дошла весть об их ссылке), но немало денег и вещей — всего фунтов на триста; и мистер Макшейн тут же рассудил, что на все это богатство они имеют точно такое же право, как и всякий другой.