- Фримен Шейд. Прошу, встаньте.
С неохотным вздохом я перебросил ноги через край койки. Слишком стар, чтобы меряться пиписьками. Впрочем, я не утерпел и смерил вооруженного стражника презрительным взором. - Парень любит, чтобы его переспрашивали. Осел.
Наверное, в воздухе Бодекена что-то намешано. Или еще что.
Через порог шагнул рыцарь чрезвычайно обыденной наружности, среднего роста - на ладонь ниже меня, вовсе не великана - и средних лет, редеющие волосы вокруг полного, дружелюбного лица. Солнечный знак Хрила на кирасе казался усохшим в сравнении с объемом груди, которую доспех смог вместить с большим трудом. Плащ, переброшенный через наплечники, был белым лишь до пояса, ниже его покрывала грязь. Как и наголенники, и сапоги-сабатоны. Большой шлем быстро оказался в руках одного из телохранителей. Тот побледнел, неуклюже стараясь удержать и шлем начальника, и ружье. Едва не выронил то и другое, чего рыцарь, кажется, не заметил.
Его глаза были теплыми, карими, в них искрилось некое таинственное веселье. Он повел пальцем и подождал, пока третий стражник не закроет дверь.
Камера сразу показалась меньше.
- Фримен Шейд, - начал он, - я Тиркилд, Рыцарь Аэдхарр. Мне довелось стать Попечителем Приречного прихода.
- Неужели? С вашей стороны было весьма великодушно явиться самолично и приветствовать меня в городе. Уверен, вы человек занятой.
- О, поистине. - Рыцарь хихикнул. Моргнул, будто удивился, видя, где стоит. - Я пришел именно что приветствовать вас.
- И при полном Хриловом параде.
- Ну, это лишь для пущего воздействия на достойных. - Он свел руки, отстегивая рукавицы от наручей. - Никто не ожидает прочитать ваше имя в списке достойных, фримен.
Рыцарь Аэдхарр передал рукавицы стражнику. Его руки были большими и широкими. А вот пальцы выглядели короткими, толстыми, словно шпильки для крепления тележных колес. И столь же мягкими.
Будет несладко.
- Так. - Я позволил коленям чуть опуститься, бицепсы и квадрицепсы бедер приняли чуть переместившийся центр тяжести. Качнулся на стопах. Пара вдохов по рецептам монашеской Дисциплины пробудила надпочечники. Все стало ярким и замедленным. - Вот откуда пошло выражение "голыми руками". Вот оно как.
- Разумеется. - Тиркилд развел длинные руки в доверительном жесте "что тут поделаешь". - Бронированный кулак способен убить, прежде чем откроется Истина, желанная Богу и Правоведу.
- Вы можете просто спросить...
- О, именно этого я и хочу. Пинхолл.
Я видел, что случится: Дисциплина Контроля достаточно усилила мои чувства. Ясно видел. Хотя это было не важно.
Просто оплеуха. Раскрытой ладонью. Широкая плоская длань, мерцающая жутким колдовским огнем, пришла от уровня бедра и коснулась угла челюсти, словно выстрел из того ружья. Я даже не успел моргнуть, прежде чем камера побелела и гром превратился в рев огромных кариллонов, которые зовут Возлюбленных Детей на день Успения в Белый Собор. Я сбил что-то твердое и ударился о что-то еще более твердое, и когда мир снова привычно и насущно потемнел, а гром колоколов превратился в далекие перезвоны, я стоял на четвереньках на каменном полу, взирая на размытую, двоящуюся пару пластинчатых стальных сабатонов в корке красноватой грязи и о Христос, как болела моя голова и я качнул ею, усилив боль, и сказал...
- Ух.
- Теперь мы понимаем друг друга?
Я не рискнул качать головой. Она могла оторваться.
- У вас дар выразительности.
- Вы не первый это замечаете, фримен. - Рыцарь вежливо шагнул назад. - Лучше бы вам подняться. Лучше быть на ногах и в порядочном удалении от ближайшей стены. Я хорошо контролирую Руку Хрила, но едва ли могу отменить побочные эффекты.
Я встал на колено и взглянул вверх, в круглые, добрые лица Рыцаря: во все три. Закрыл глаза, открыл, сощурился, и осталось всего два. - Я доживу до конца?
- Это мы увидим. |