— Мадам? Вы позволите мне присесть за ваш столик?..
У молодого человека был очень приятный, мелодичный голос. По-французски он говорил довольно чисто, слегка пришепетывая на местный манер.
— Зачем?
Убедившись, что «мачо» с цепью на шее не мой соотечественник, я сразу же утратила к нему интерес и вновь уткнулась в ужасно нудную статью, поскольку никак не могла разобраться, что же, собственно, так не устраивает служащих французских почт.
— Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, — очень естественно, и даже доверительно сообщил длинноволосый красавчик и вновь улыбнулся. — Вы не просто красивы, мадам, вы — ослепительно красивы, вы прекрасны! Разрешите представиться: меня зовут Эухенио…
— В Америке ты был бы Юджином, — пробормотала я, не отрываясь от газеты. На какое-то мгновение мне показалось, что время замерло.
— Простите, мадам, что вы сказали?
— Я сказала, что вас очень много, молодой человек!
— Да, но я…
Сидящая через столик от меня пожилая американская пара, явно изнывавшая от безделья, с любопытством наблюдала за разворачивающейся серенадой в прозе и, возможно, уже заключила пари, когда именно оливковый красавец добьется намеченной цели.
— Вы очень любезны, Эухенио, — я изобразила на лице гримасу сдержанной благодарности. — Только не стоит так себя растрачивать. Через час с небольшим я улетаю, у меня просто не будет времени, чтобы по достоинству отблагодарить вас за высокую оценку моей внешности. Поищите что-нибудь за соседними столиками…
— Чуть больше часа?! — воскликнул темпераментный Эухенио, непринужденно присаживаясь за мой столик и вытаскивая сигарету из моей пачки. — Да я даже рассчитывать не смел, что смогу пробыть возле вас так долго! Как вас зовут, мадам?
Я с интересом, по-новому, взглянула на наглеца. С одной стороны, его надо было срочно посылать на несколько букв сразу, пока он не стал докапываться, на какой стороне постели я предпочитаю засыпать. Однако с другой — общаться с этим повесой было все-таки чуточку интереснее, нежели читать статью о социальных проблемах Франции. Кроме того, мне не хотелось привлекать излишнее внимание к своей персоне. Я взглянула на часы, вспомнила наставления Паулины, мысленно отмерила для себя финишную часть предстоящего разговора и сняла очки:
— Меня зовут Джозефина.
— Потрясающее имя! — воскликнул Эухенио и в очередной раз ослепил меня белозубым оскалом.
Это молодой парень был фальшив во всем, кроме благородного металла, из которого отлили его якорную цепь. Не блиставшая новизной схема заведения мимолетных знакомств со скучающими белыми женщинами, наверняка разработанная неведомым мне латиноамериканским знатоком женской психологии, была вбита в гордо посаженную индейскую голову Эухенио весьма фундаментально и содержала, по всей видимости, не более двух пунктов: при любых обстоятельствах говорить женщине только приятное и соглашаться с ней во всем. В принципе, если вдуматься как следует, схема не так уж и плоха. Просто мне она никогда не подходила, о чем белозубый красавец, естественно, знать не мог.
— Эухенио, вы вообще когда-нибудь учились в школе?
— О да, мадам! — «Мачо» щелкнул моей зажигалкой, со вкусом выпустил к потолку изящную струю сигаретного дыма и закинул ногу на ногу. — Я закончил католический лицей в Кайенне. Это очень престижное учебное заведение, смею вас заверить…
— Ваш родной язык?
— Испанский, мадам. Хотя я свободно говорю на французском, английском и португальском. Плюс несколько индейских диалектов.
— А на каком языке вы предпочитаете разговаривать с женщинами?
— На языке любви, мадам. |