Открытие это было безрадостным, и я вновь закрыла глаза. В принципе по-настоящему страшным было бы только одно решение таможни — досмотреть меня лично. Я понимала, что мужчина этого делать не станет, а женщин вокруг не было. Хоть какое-то облегчение…
Тем временем таможенник обстоятельно обшарил наш багаж, предложил Бержераку очистить карманы и пройти через контроль на металл. Когда процедура благополучно завершилась, он повернулся ко мне. Я физически ощутила на себе его взгляд — тяжелый, липкий, недоверчивый…
— А вам, госпожа, придется пройти в эту комнату, — сказал он по-немецки.
Конечно же, я ничего не поняла, но по интонации, а главное, по жесту в сторону бокового отсека, отделенного серой ширмой, сразу догадалась, в чем дело. В тот же момент из-за ширмы появилась стройная блондинка в форме таможенницы и с выражением садистского сладострастия, горевшего в ее ярко-синих глазах. Я беспомощно посмотрела на Бержерака, наблюдавшего за этой немой сценой из-за деревянного барьера и даже с расстояния нескольких метров увидела, как он побледнел.
— Вы собираетесь подвергнуть личному досмотру мою жену? — спросил он таможенника. — В ее состоянии?..
— Да, господин. В аэропорту действует крупная банда контрабандистов, и мы обязаны проверять всех подозрительных…
— Но позвольте! — завопил Бержерак, отчаянно размахивая руками. — Мы приехали в Прагу третьего дня, и никто мою жену недосматривал. Она беременна, ей плохо, неужели вы не видите?!.
— Я все вижу, господин Брунмайер, — вежливо улыбнулся таможенник. — Но служба есть служба. Магда! — он повернулся к блондинке. — Поскорее, пожалуйста, через семь минут заканчивается регистрация…
Это был конец. За ширмой эта стерва разденет меня и сразу обнаружит резиново-техническую природу моей восьмимесячной беременности…
Тут произошло нечто совершенно ужасное: мои измотанные сдерживающие центры вдруг неожиданно и резко отказали, мочевой пузырь пронзил решающий спазм, и я почувствовала, как обжигающая жидкость сначала потихоньку, а затем все обильнее и обильнее стекает по моим колготкам, льется в туфли и на пол, образуя вокруг моих ног прогрессирующую лужицу. Упустив первый позыв, я уже не контролировала ситуацию и мочилась на глазах у респектабельных пассажиров венского рейса, как пятилетняя девочка, поставленная в угол. Это было настолько ужасно и постыдно, что я забыла обо всем на свете и стояла с закрытыми глазами, обливаясь потом и мочой…
Между тем синеглазая Магда, видя, что я стою как вкопанная, сделала два энергичных шага ко мне и… По-видимому, ее остановил запах. Тонкое лицо потенциальной наркоманки искривила брезгливая гримаса.
— В чем дело? — таможенник за ее спиной недоуменно вскинул голову.
— Она обмочилась, — скривив тонкие губы, сообщила Магда.
— От страха?
— Она беременна, Руди, — терпеливо пояснила Магда. — В этом состоянии мочевой пузырь может запросто отказать. Что и произошло.
— Ее надо досмотреть, Магда…
— Только после того, как она помоется, переоденется и приведет себя в порядок, — брезгливо процедила синеглазая садистка. — Я офицер таможни, а не акушерка в роддоме.
— Но регистрация уже заканчивается!
— А мне плевать, Руди! Я ее досматривать не буду!
— Вы прекратите наконец издеваться над моей женой?! — взвыл приободрившийся Бержерак. — Я буду жаловаться в посольство!
— Проходите, госпожа, — сквозь зубы выдавил таможенник.
Не видя ничего вокруг и с трудом преодолевая омерзение к собственной персоне, я сделала несколько шагов и очутилась в железных бержераковских объятиях. |