— Свирий. А тебе зачем?
— Я так воспитан, что не могу натянуть жопу на голову незнакомому человеку.
— Руки коротки! — заявил палач.
Подкатив тележку к трансформатору, он взял два «крокодила», один подсоединил к уху, потом оттянул член и прищепил его вторым.
— Так и знал, что это твое слабое место! — заметил Антон.
— Зато у тебя сейчас будет сильное, — ощерился старик.
— Как ты относишься к сильным запахам? — нейтральным тоном осведомился Антон.
— Прекрати этот балаган, Свирий! — вскричал Мора и нажал рубильник.
Хрен вам, подумал Антон и обесточил мозговой модуль, проваливаясь в безоглядную тьму.
Очнулся он от грохота засова.
— Слава великому К.Г.! — Воскликнул Волобуев. — А я уж думал, что ты помер.
Распахнув пинком решетку, в сопровождении дюжины янычар в панцирях вошел Свирий.
— Кому тут надо на Площадь Негодяев? — Весело спросил он. — Не вы ли изъявили желание повисеть и подсохнуть на солнышке? Тогда выходите.
— У меня есть желание сломать тебе шею, весельчак, — проговорил спецназовец, — но, с твоего разрешения, я изъявлю его позже.
Свирий захохотал. Определенно, Антон его радовал.
— На том свете, дорогой, ты будешь гореть в аду, так что и там нам не суждено встретиться.
— Значит, я приду за тобой в рай.
— Не богохульствуйте, дети мои, — из-за спин, закованных в сталь и перепоясанных перевязями с мечами, выступил еще один старик, на этот раз сухой и длинный, с вислой унылой бородой, одетый в сутану, так же понуро обвисшую. От монаха сильно пахло могилой.
— Уберите попа, я не верующий! — Потребовал Волобуев, и Антон посмотрел на него с уважением.
— А ну встать перед его Преосвященством Первым жрецом, ублюдки! — Рявкнул Свирий.
Приговоренных отстегнули от скамей, но от самих цепей никто и не думал освобождать, они были в круговую охвачены ими словно египетские мумии в пергамент.
Первого волокли Волобуева.
— Ледокол, я виноват перед тобой! — Успел прокричать силач.
— С тебя еще за это спросится, — ответил спецназовец.
— Не переговариваться! — Они были наказаны плетью.
Их волокли к телегам с огромными деревянными колесами, каждого в свою. Каждый должен был умереть в одиночку.
На приговоренных надели высокие шутовские колпаки, а между связанными руками воткнули по толстой свече высотой почти в рост человека, и скорбная процессия тронулась.
Антона неприятно поразило настроение толпящихся по обочинам людей. Равнодушных среди них не было. Одни смотрели с явным предвкушением зрелища, заранее оживленно смакуя детали, другие-с неприкрытой злобой. Когда в них начали швырять яйца, помидоры, камни и просто всякий мусор, Волобуев не выдержал и прокричал:
— За что вы меня мучаете? Вам-то я не сделал ничего плохого.
Чем вызвал взрыв здорового хохота.
— Перестань, Волобуй! — Докричался до него спецназовец. — Не порть людям праздник.
За эти слова он удостоился тычка палкой под ребра.
— Не порть товар, — сказал он Свирию, — а то голубые обидятся.
Палач ухмыльнулся:
— Это точно. Тебя будут драть даже псы!
— Откуда у вас псы? Вы же их всех поели.
— Для тебя, умник, я разорюсь и куплю одного кобеля.
— Зачем же тратиться? Ты сам пес смердячий!
Свирий побледнел от злости и тыкал его под ребра снова и снова. |