— Зачем же тратиться? Ты сам пес смердячий!

Свирий побледнел от злости и тыкал его под ребра снова и снова.

Наконец телеги нехотя вырулили на Площадь Негодяев. Их приветствовали сотни воплей, площадь была запружена народом, возницы были вынуждены притормозить.

Раздавая кнутовищем удары направо и налево, мрачный эскорт пробивался к возвышающемуся в центре эшафоту. Внезапно спецназовец увидел в толпе Машу.

Видение длилось всего мгновение, и девушка была почти сразу заслонена ревущей толпой, но Антон успел заметить, что девушка повязала платок по-вдовьи. Из-под него виделись только глаза, наполненные неизбывной печалью.

Телеги пробились к эшафоту, и приговоренных грубо сбросили с них. По двое стражников подхватили их под руки и почти бегом припустили к помосту, где уже разминался, поигрывал мускулами палач, голый по пояс, в красной маске.

На помосте возвышалась виселица, специально укрепленная для Волобуева, рядом стоял укутанный проводами саркофаг, открытый, изнутри которого неслась несусветная вонь. "Калваллский гроб"! Его не проведешь как электрический стул, не отключишь сознание. Он выжигает нутро под ноль.

Пока их тащили по лестнице, толпа ревела, не переставая, но едва они оказались наверху, наступила тишина. Спецназовец увидел умиротворенные, даже печальные, лица.

С краю площади имелось возвышение с двумя креслами, в которых восседали Фонарщик и Кристина Мора. Чуть сзади стояли Каин и Инга. Вельможные зрители продолжали опасаться даже связанных бунтовщиков, и были окружены охраной в блестящих кирасах и с оголенными мечами.

Наместник махнул рукой, после чего на эшафот медленно поднялся жрец.

— Снимите с приговоренных эти колпаки, — велел старик сварливым голосом. — Свечи оставьте.

— Засунь их себе в… — огрызнулся Волобуев.

Жрец осуждающе качнул благообразной седой головой.

— Господа, — начал он проникновенным голосом. — Мы собрались здесь, чтобы покарать злодеев и сторицей воздать за их преступления против монаршей власти, данной нам Великим Мазой. Вот имена этих злыдней, от содеянного которыми стынет в жилах кровь, и которые будут навеки проклинаться в нашем славном городе. Первого злыдня зовут… — Он заглянул в широкий пергамент, картинно держа руку на отлете. — Первого зовут Волобуев, по прозвищу Длинный Хрен.

В толпе захохотали.

— Однако, нехорошее у вас прозвище, сын мой, — заметил священнослужитель.

— А что, Короткий Хрен было бы лучше? — Возразил силач.

Хохот в толпе стал громче.

— Призываю собравшихся к тишине! — Провозгласил жрец неожиданно окрепшим голосом. — Ибо по закону Святого Мазы я буду вынужден заново зачитать приговор. А вы, любезный, ведите себя пристойно, ибо вскоре предстанете перед Богом.

— Я не тороплюсь.

Антон вновь увидел в толпе Машу, напирающий народ периодически оттеснял ее, но девушка упорно выбиралась вперед.

Новое открытие отвлекло его. Наравне с девушкой к эшафоту пробивались верткие парни, закутанные в пыльные плащи. Один из них приподнял лицо, и спецназовец разглядел, что это не человек.

Мегалаков было немного, не более десятка, и шансов они не имели, их бы быстро перебила стража, в два ряда застывшая у эшафота во главе со Свирием. Среди мегалаков неожиданно мелькнуло лицо Юфа, и Антон напрягся.

— Имя второго злыдня, да будет проклято оно в веках — Антон, — продолжил тем временем кардинал. — Полковник космического спецназа, оперативное имя — Геро.

Имеет так же прозвища — Огненный Серп, Свинцовый Грайвер, Унган, Песчаный Барс, Садовник, Ледокол…

Это все Мора наболтал, понял Антон.